На Долгорукого беда свалилась неожиданно, Наталья Борисовна не вытащила нечаянно, а сознательно приняла свой тяжкий жребий.
Ее мужества хватало на двоих. Записки ее полны счастливой гордости, что она утешала и поддерживала мужа:
«Мне как ни было тяжело, однако принуждена дух свой стеснять и скрывать свою горесть для мужа милого», «истинная его любовь ко мне принудила дух свой стеснить и утаевать эту тоску и перестать плакать, и должна была и его еще подкреплять, чтоб он себя не сокрушил: он всего свету дороже был».
Вспоминая в своих «Своеручных записках» недолгие счастливые дни своей жизни, она пишет: «Мое благополучие и веселие долго ли продолжалось? Не боле, как от декабря 24 дня (день обручения с женихом. — С. К.) по генварь 18 день (день смерти Петра II. — С. К.). Вот моя обманчивая надежда кончилась. Со мной так случилось, как с сыном царя Давида Нафаном: лизнул медку, и запришло было умереть (эти библейские строчки «вкусих мало меду, и се аз умираю» Лермонтов поставил эпиграфом к поэме «Мцыри».— С. К.). Так и со мною случилось. За 26 дней благополучных, или сказать радостных, 40 лет по сей день стражду; за каждый день по два года придет без малого... еще шесть дней надобно вычесть».
Семья Долгоруких была недружная, грубая, негостеприимная. Как только выехали из Москвы, молодых отделили на свое хозяйство. Денег же у них почти не было, но пришлось и сено лошадям, и провизию покупать себе самим. Едва успели доехать в дальние пензенские деревни, как из Москвы прискакал офицер с солдатами.
Новый указ предписывал новую ссылку — «в дальний город, а куда — не велено сказывать, и там нас под жестоким караулом содержать, к нам никого не допущать, ни нас никуда, кроме церкви, переписки ни с кем не иметь, бумаги и чернил нам не давать».
Казалось, что уже и так беда полною мерою, но нет предела плохому и не вымеряна никем бездна с несчастьями, в которую можно погружаться все глубже и глубже.
Долгоруких повезли в Верезов — тот самый сибирский городок, куда незадолго до того был сослан Меншиков со всей своей семьей.
Леди Рондо пишет на родину об этих событиях в своих письмах: «Все семейство Долгоруких, в том числе и бедная царская невеста, сосланы в то самое место, где находятся дети князя Меншикова. Таким образом, обе женщины, которые одна после другой были помолвлены за молодого царя, могут встретиться в изгнании. Это событие, мне кажется, может послужить хорошим сюжетом для трагедии. Говорят, что дети Меншикова возвращаются и будут доставлены той же стражей, которая препроводит в ссылку Долгоруких... Вас, может быть, удивляет ссылка женщин и детей, но здесь, когда глава семьи впадает в немилость, то все его семейство подвергается преследованию, а имение отбирается».