– Что за статья?
– Самоуправство, то есть самовольное совершение действий, правомерность которых оспаривается... Черт, дальше не помню.
– Теперь я вспомнил, это наказывается штрафом.
– Верно или, максимум, арестом от трех до шести месяцев...
– Которые они проведут в следственном изоляторе.
– Прекрати, наконец, перебивать!
– Извини.
– В их случае до пяти лет лишения свободы.
– С какой радости?
– С такой, потому что совершено то же деяние, но с применением насилия.
– Хреново.
– Но, – генерал сделал паузу, – в мае ожидается амнистия по случаю годовщины Победы. У твоих мальцов, надеюсь, боевые награды имеются?
– Обязательно.
– Значит, подпадут под нее.
– А если не подпадут?
– Должны.
– Все, что нам должны, давно прощено и забыто. Не пойдет, Михалыч.
– А как пойдет?
– Первая часть триста тридцатой или снятие всех обвинений.
– Наглый ты, – генерал тяжко вздохнул.
– Точно, наглый, – согласился собеседник, – с вами иначе нельзя. Ладно, я пошел.
– Пока, – генерал протянул руку, – а, знаешь, Витальевич, я ведь увольняюсь.
– Выгоняют?
– Сам.
– Когда?
– С твоими орлами разберусь и сразу подам рапорт.
– Твердо решил?
– Тверже некуда.
Тому, что произошло потом, трудно было подыскать объяснение. Обо мне просто-напросто забыли. Все, начиная с умненького изувера Сотника и заканчивая собственным адвокатом, причем, на целую неделю. Семь дней я прожил в совершенном недоумении, чувствуя себя не то Эдмоном Дантесом в замке Иф, не то тем самым неуловимым Джо из анекдота.
Что случилось? В стране произошел переворот, старые органы власти в полном составе укатили в Лондон, а новые все никак не могут поделить портфели? Генпрокуратуру наконец-то переподчинили Чубайсу и тот, разогнав следаков и прокуроров, привел в это славное заведение табун эффективных менеджеров? Или это какая-то очередная уловка Дровосека? Ничто, знаете ли, так не расшатывает психику, как полное непонимание ситуации и ненужные мысли.
Если так, то надо меньше думать. А потому я постарался максимально загрузить себя физически: чередовал уборки со стирками, усиленно занимался физкультурой и взахлеб читал на ночь Карла Маркса. В результате всего этого умудрился не впасть в истерику и даже улучшил пару личных рекордов: в кроссе по пересеченной местности и в усвоении трудов классика (прочел за раз почти страницу, правда, ни черта не понял).
Через неделю заявился господин Тищенко собственной персоной, в марлевой повязке на физиономии.
– Что нового, мэтр? – спросил я.
– Есть хорошие новости, а есть и плохие. С каких начать?
– Давайте уж сразу с плохих.