Герцог хотел попросить себе время на размышление, чтобы с кем-нибудь посоветоваться.
Однако он понимал, что Килкрейг ждать не будет. Он ведь сказал, что его люди уже готовы везти Торквила в Эдинбург, и герцог знал, что это — не пустая угроза.
Герцог вгляделся в суровое лицо вождя и увидел на нем твердую, как гранит, решимость.
Так же смотрел на него отец перед тем, как занести безжалостную плеть.
И неожиданно для себя герцог услышал собственный голос:
— Если я приму ваше предложение, Килкрейг, вы отдадите мне Торквила и тех троих, что схвачены вместе с ним?
Килкрейг не шевельнулся, но герцог услышал его негромкий властный голос:
— Торквил Макнарн приедет к вашей свадьбе. Думаю, свадьбу лучше всего назначить на тот день, когда ваш клан — и, надеюсь, мой вместе с ним — будет приносить вам клятву верности.
— Но ведь это произойдет завтра или послезавтра! — воскликнул герцог.
Он вспомнил слова Данблейна о том, что Макнарны соберутся со всех концов страны — это, без сомнения, означало принесение клятвы.
— Вот именно, — ответил Килкрейг. — Поскольку ваш клан старше, свадьба состоится в вашем замке, и вы представите Клолу двум кланам одновременно.
«Отличная мысль», — как-то отстранение подумал герцог. Теперь он не сомневался, что Килкрейг обдумывал этот план много дней, а может быть, и недель.
И самое печальное — он понятия не имеет, как выбраться из этой ловушки!
«Должен быть какой-то выход, — думал герцог в отчаянии. — Какая-то увертка, какая-нибудь отговорка, чтобы ослабить затянувшуюся на шее петлю…»
— Мне кажется… — начал он.
Килкрейг нетерпеливо пошевелился в кресле.
— Вы пообедаете с нами, милорд? — спросил он. — Или сразу поедете домой?
Это был ультиматум. Герцог вдруг с необычайной ясностью почувствовал: что бы он ни ответил сейчас — возможности передумать и исправить положение уже не будет.
Страстно, как никогда в жизни, герцог желал встать и бросить Килкрейгу в лицо все, что о нем думает, — и плевать на последствия!
Но он знал, что это пустые мечты. Он никогда не сможет предать родную кровь.
Медленно и с достоинством герцог поднялся на ноги.
— Я умираю от голода, Килкрейг, — ответил он.
По дороге домой герцог все вспоминал изумление на лице Данблейна, когда в конце обеда Килкрейг объявил своим родичам, сидевшим за столом, о принятом решении.
Они, кажется, были удивлены не меньше управляющего.
— Объединиться с Макнарнами? — переспросил один из старших сыновей Килкрейга.
Он говорил тихо, но в голосе слышалось сдерживаемое бешенство.
— Только так мы сможем обуздать Маклаудов, — ответил Килкрейг.