— Для жару, — подмигнул дядя Ваня.
Оксана развернула узелок и подала Ване небольшую керосиновую лампу, сказав:
— Зажги, сынок, а коптилку погаси.
В хате сразу светлее стало, теплее даже. И, наверное, не столько от лампы, сколько от человеческого участия, доброты.
— Ну а теперь я поехал, — сказал Иван Терентьевич, — как подморозит — ждите.
На третий день Нового года он прибыл, с ходу предложил срочно собираться:
— Сегодня переночуете у меня, а завтра чуть свет отправимся. Зерно я свез к себе в сусек, а которое увозить — в мешках.
К Ивану Терентьевичу добрались поздним вечером. И когда переступили порог его дома, хозяин приветливо сказал:
— Места хватит. Сейчас покушать сообразим да поскорее на печку. — Он подмигнул ребятам. — А то завтра вставать рано. Домой поедем.
Под монотонно постукивающие ходики и хриплые звуки кукушки, каждый час выпрыгивающей из окна, Оксана заснула. На теплых кирпичиках посапывали дети.
Проснулась от пахнувшего в лицо холода. В клубах облака, рванувшегося в хату из открытой двери, стоял Иван Терентьевич.
— Беда, — вздохнул он. — Света не видать, сугробы выше забора.
Оксана резко поднялась:
— У вас под горой всегда сквозит. Может, дорогу не занесло.
Иван ушел. Через полчаса вернулся, безнадежно махнул рукой:
— Ничего утешительного.
Оксана опустилась на лавку, тяжело вздохнула:
— Что же теперь?
— Придется переждать.
— Господи, как быть-то? — вырвалось у нее.
Иван Терентьевич промолчал, а вечером, когда дети заснули, покашливая от волнения, начал издалека:
— Думаю, можно все уладить просто, а главное — хорошо и надежно.
— Да неужели? Как же это, Иван Терентьевич?! — воскликнула Оксана.
— Не знаю, с чего и начать. По душе вы мне. Вот и подумал… Станьте женой моей, хозяйкой, — выпалил он.
— Да разве ж это просто, надежно разве? Поглядите же, сколько детишек…
— Дети не помеха. Всем найдется дело.
Оксана ничего не сказала, понимая, как ответствен этот шаг. Она рассчитывала на помощь комитета незаможных. Это была ее последняя надежда. Когда небо прояснилось, пошла в Голованово.
— В родные края, говорите? Очень хотелось бы вам помочь, милая, — сокрушался председатель. — На тридцать дворов три клячи, да и те еле ноги переставляют. Весна идет, а на пахоту — хоть сам запрягайся.
Под тяжелыми ударами судьбы пришлось ей дать Ивану согласие. За детей боялась: трудно без отца им.
Первое время Иван относился к детям внимательно. Но вскоре помрачнел, надолго отлучался, а придя домой, придирался то к одному, то к другому. Однажды увидела Оксана Мишутку в слезах.
— Что случилось? — спросила.