Дэниел поворачивает голову немного в мою сторону, смотрит на меня исподлобья и сильнее обычного сжимает губы. Такое чувство, что он старается приблизить мою беду к сердцу, насколько это возможно.
— Из последней игры победителем вышел не Ричард, — уже почти спокойно, без удушающего порыва разреветься, произношу я. — В подробности своих дел он никогда меня не посвящал — щадил мои нервы. — Печально улыбаюсь, вспоминая, как измученный, порой не спавший двое суток кряду Ричард старательно подбирал слова, кратко описывая мне ход операций. Чтобы ужасы не слишком ужасали, а опасность не нагоняла леденящего страха. — Но последнее дело было настолько чудовищным, что угроза нависла даже над нами с Лаурой.
Опять хочется грызть ногти, а к горлу подступает ком. Но я не плачу и не подношу ко рту руку, просто с минуту молчу, борясь со слезами.
— В разных городах на Восточном побережье стали при непонятных обстоятельствах погибать полицейские и агенты ФБР, — говорю я, немного успокоившись, но еще тише — рассказать предстоит о самом жутком. — И никто не мог найти ни одной зацепки, объяснить мотивы зверств были не в состоянии даже бихевиористы из научного отдела ФБР. Тянулась дьявольская катавасия целых полгода. Потом преступнику наскучило всего лишь убивать, и он стал названивать полицейским и агентам, разумеется изменяя голос, и всячески запугивать их. Определить, с какого номера поступают звонки, никак не получалось.
Чувствую, что руки у меня едва ли не холоднее льдинок, еще не растаявших в стакане с содовой, и отставляю стакан, чтобы не выронить. Какое-то время молчу. Дэниел ни о чем не спрашивает, но стоит мрачный, как мои воспоминания, и недвижимый, точно статуя.
— После бесконечных совещаний, скрупулезных изучений и анализов на след преступника наконец удалось выйти. Оказалось, жертв беспрепятственно себе намечал и убивал не кто иной, как один из них, агент ФБР, страдавший некими немыслимыми психическими отклонениями…
Кусаю губы, похрустываю костяшками пальцев, сжимая и разжимая их. Когда вновь задумываешься над тем, какие извращения и кошмары живут в нашем мире, где-то по соседству с тобой, с твоим ребенком, совершенно не понимаешь, для чего существует вселенная.
— Ричард с этим расследованием почти совсем не знал сна, ел на ходу, с нами практически не виделся. И все повторял: «Родная, это для нашего же блага. И ради спокойствия обычных людей, которые честно трудятся, влюбляются, растят детей, заботятся о собаках и кошках… Их жизнь не должна обрываться по прихоти чокнутых подонков… Кому-то приходится этих подонков ловить»… — Все. Мое мужество и сохраняемое усилием воли спокойствие на пределе. Прижимаю руки к лицу и судорожно всхлипываю. Мир снова предстает передо мной прожорливым монстром, а мы с Лаурой — без пяти минут добычей, которую он проглотит не раскусывая…