— Прекрати! Слезь с меня!
— Боишься, как бы я не обнаружил, что ты уже не девственница?
— Я девственница, и моя невинность предназначена не для такого, как ты!
Том продолжал свое, не обращая никакого внимания на мои слова.
— Думаешь, Кромвель возьмет тебя к себе, если Анна прогонит? Не спеши к нему бежать! Он просто велит тебе заткнуться и не отвлекать его от важных дел. Теперь он в тебе не нуждается.
Не нуждается? Мне хотелось разодрать Тому лицо, выцарапать глаза, но удалось лишь вонзить ногти ему в шею.
— Моя семья сейчас идет в гору, — продолжал Том. — Даже мой братец-губошлеп, к которому прислушивается архиепископ Кранмер. У тебя же нет ничего, кроме доброй славы, — ты ведь преданная служанка королевы, да еще немного помогаешь тем дурехам, которые не умеют читать. И если ты сама не будешь болтать об этом нашем свидании, я тоже не стану этого делать, храня твою репута…
Я завопила от первой боли, но он зажал мне рот потной ладонью и стал проникать в меня глубже. А что, если я понесу Дитя от этого… этого грубого совокупления, которое произошло совсем не так, как мне мечталось? Тому было наплевать на меня, он думал только о себе. Все мои красивые мечты, ведь любовь к нему, которую я так долго лелеяла, съежилась и умерла в тот же миг.
— Ага, — пробормотал Том, — я опередил твоего мальчишку-конюха!
Мне казалось, что прошла целая вечность, но наверняка все закончилось очень быстро. Однако мучения и стыд от того, что Том сказал и сделал — от того, что он погубил, — еще только! начинались.
И как мне удалось добраться до барки, отплывавшей в Уайтхолл? На борту все веселились и оживленно болтали. Должно быть, они на пиру тоже ели и пили не в меру, потому и не заметили ни моего искаженного гримасой боли лица, ни нетвердых шагов. Когда фрейлины Анны стали готовиться ко сну, я пробормотала какое-то невнятное объяснение, спустилась по узкой черной лестнице и бросилась к реке.
Нет, я не собиралась топиться — это было бы слишком ужасно, как смерть моей матери. Я хотела жить. Я жаждала отмщения. Но в ту минуту мне просто надо было смыть со своего тела следы учиненного Томом насилия, если уж я не могла изгнать их из памяти. Для этого мог подойти и струившийся в саду фонтан.
И тут, на мое счастье, пошел дождь. В это время года дожди не редкость, но мне казалось, что Господь Бог посылает эту чистую воду с небес мне в утешение. Не задумываясь о том, что кто-нибудь может пройти мимо, я скорчилась у стены безлюдного уединенного сада и сорвала с себя всю одежду до последней нитки, хотя для этого мне пришлось вертеться и изгибаться, стаскивая со своего тела драгоценные ткани без помощи служанки, которая обыкновенно меня раздевала. Если бы кто-нибудь появился в саду, то, несомненно, решил бы, что я сошла с ума, но это меня не тревожило. Задыхаясь, я горько плакала и проклинала Тома, понимая, что бесчестьем меня покрыл не только он, но и кое-что из того, что я сама делала для Кромвеля, — для того, чтобы сделками с совестью пробить себе дорогу туда, где я теперь находилась. Я так измучила себя и так запуталась, что в чувство меня привела только молния, ударившая в одну из каминных труб на крыше дворца.