— Вот как раз через пять лет и накоплю.
— Из вас наверняка получится хороший писатель, — заключил я.
В следующие два дня у меня было много дел. Хоть работа и впрямь оказалась нетрудной, все же надо было в ней как следует разобраться; кроме того, Хансен — так звали заведующего — дал мне некоторую информацию о постоянных клиентах, заходивших поболтать о литературе. Впрочем, их знания ограничивались «Субботним обозрением» да литературными страницами местного журнальчика, имевшего, однако, тираж 60 тысяч. На данный момент я довольствовался тем, что слушал их беседы с Хансеном и пытался запомнить, как кого зовут и кто как выглядит. В книжных магазинах, как известно, больше чем где-либо принято узнавать клиента, едва он соблаговолит переступить через порог.
Кроме того, мне удалось переснять те две комнатушки, в которых Хансен жил все это время — в доме напротив, том самом, где помещалась аптека. К тому же он выдал мне немного денег авансом, чтобы хватило расплатиться за три дня в гостинице, и два дня из этих трех кормил меня обедом, не позволив причислить эти расходы к моему долгу. Одним словом, показал себя свойским парнем. Но эта затея с бестселлерами мне не понравилась: бестселлеры так не пишут. Остается надеяться, что у Хансена талант.
На третий день он повел меня к Рикардо пропустить по рюмке перед завтраком. Было десять часов, он уезжал после обеда.
В последний раз мы завтракали вместе. Он сейчас у уедет, и я останусь один на один с этим городом, с этими клиентами. И то, какая удача, что я встретил Хансена, без него мне бы пришлось туго с моей долларовой купюрой. Но теперь дела шли как надо.
У Рикардо было прилично, обычно и противно. Пахло жареным луком и пончиками. За стойкой невыразительный тип лениво листал журнал.
— Что прикажете? — спросил он.
— Два виски, — заказал Хансен, посмотрев на меня.
Я кивнул.
Официант принес два больших стакана. В них плавал лед и торчали соломинки.
— Мне нравится так, — пояснил Хансен, — не подумайте, что я нас принуждаю.
— Ничего, — сказал я.
Если нам приходилось пить виски со льдом через соломинку, то вы знаете, что это за штука: в нёбо будто бы ударяет струя огня, впрочем, огня приятного.
— Знатно, — похвалил я.
Тут я увидел себя в зеркале напротив. Вид у меня был обескураженный. Я давно не пил. Хансен рассмеялся.
— Не расстраивайтесь, — сказал он, — скоро привыкнете. А мне вот придется теперь других официантов учить своим маленьким прихотям — там, где я стану напиваться.
— Жаль, что вы уезжаете.
Он засмеялся.
— Если бы я остался, пришлось бы уехать вам… Нет, — продолжал он, — хорошо, что я уезжаю. Больше пяти лет… Боже мой!