Он вполне мог позволить себе просто-напросто игнорировать таможенных чиновников, которые, в свою очередь, приходили в трепет от одного имени Куэйла.
Одетый как заправский денди, подражая господам из высшего общества, к которому он принадлежал, Лью Куэйл тщательно копировал манеры и изысканный стиль щеголей Сент-Джеймса. Но если кто-нибудь вставал у него на пути или бросал ему вызов, то рано или поздно приходилось убедиться, что за элегантной внешностью Лью Куэйла скрывались стальные мускулы и беспощадная жестокость, которая не остановится ни перед чем.
— Сегодня вечером вы прелестны, как никогда, — произнес он хриплым голосом обольстителя, с той характерной интонацией, которая еще ни разу не подводила его в подобных случаях. Он-то привык считать себя неотразимым во всем, что касалось любовных делишек!
— Я пришла сюда, т-только чтобы предупредить вас, — повторила Леона.
— А я вижу, что вы надели то самое платье, которое я выбрал для вас.
Глаза его остановились на ее обнаженных плечах и мягких, нежных бугорках грудей в том месте, где глубоко декольтированное по последней моде платье открывало крохотную ложбинку между ними. Тоненькие голубые жилки, заметные на юной коже, подчеркивали ее белизну и свежесть.
Леона инстинктивно подняла руки, мысленно упрекая себя, что не захватила с собой шаль или накидку, чтобы прикрыть наготу.
— Вы выбрали для меня! — воскликнула она гневно, отвлекаясь на мгновение от главной цели своего прихода. — Его подарил мне Хьюги!
— Неужели вы действительно верите, что Хьюго мог додуматься до этого или, расщедрившись, решил сделать приятное своей любимой сестренке? — осведомился Лью. — Я мог бы и сам преподнести его вам, но опасался, что вы не станете его носить. В любом случае вы должны оценить мой тонкий вкус.
От стыда и досады щеки Леоны вспыхнули густым румянцем.
— Если бы я знала, что это вы купили его для меня, я бы вышвырнула его в окно! — возразила она с горячностью.
В ответ он расхохотался, запрокинув голову, и смех его беспрепятственно разносился под сводами пещеры, отдаваясь гулким эхом.
— Сколько огня! Сколько страсти! — произнес он наконец. — Ну что ж, по крайней мере, я не совсем вам безразличен.
Слишком поздно она сообразила, что, действуя ей на нервы, он стремился вызвать ее на откровенность, вынуждая дать волю своим затаенным чувствам, и преуспел в этом. Он часто прибегал к подобному приему, после чего она всегда испытывала горькое сожаление при мысли о своей несдержанности, считая ее вульгарной.
Если бы только она могла заставить себя относиться к Лью с ледяной отчужденностью! Будь она на самом деле полностью равнодушна к нему, он не имел бы над ней никакой власти. Для нее это было совершенно очевидно, и тем не менее ему всегда каким-то образом удавалось усыпить ее бдительность, повергая в дрожь одним фактом своего существования, тогда как единственным ее желанием было забыть о нем и никогда больше не видеть.