Тем не менее деваться было некуда. Мы выехали в путь, и уже через десять минут я осознал, что мне достался самый скверный во всем Бейруте водитель. Кроме того, я понял, что любая моя попытка жаловаться или как-то противоречить этому фанатику приведет лишь к тому, что наш автомобиль немедленно нырнет с высокогорной дороги прямо в гостеприимные волны Средиземного моря. Единственное, что оставалось, — поплотнее забиться в уголок и по возможности, не глядеть по сторонам. Лучше вообще не открывать глаз.
Однако по истечении первого часа пути я почувствовал, что во мне пробудился нездоровый интерес к манере вождения моего шофера. Обычно он сидел, сгорбившись над рулем, и развлекался тем, что кидал машину из стороны в сторону. При этом отчаянно газовал там, где требовалось жать на тормоз. У него имелась еще одна неприятная привычка: как только стрелка спидометра приближалась к цифре «60», он внезапно откидывался на сиденье и начинал извиваться и ерзать. Выглядело это так, словно водителю все опостылело, и он принял решение немедленно покинуть машину.
Через все деревни и мелкие города, встречавшиеся нам по пути, он проносился на предельной скорости, крича и улюлюкая, как безумный. Несчастные ослики и верблюды едва успевали уворачиваться от нашего вихляющего авто, а мой шофер с мрачной ухмылкой мчался по самому центру дороги. Он не упускал случая проехать впритирку к зазевавшемуся пешеходу — так, чтобы зацепить край развевающегося балахона. Бросив взгляд в заднее стекло, я видел быстро уменьшавшуюся фигурку человека, застывшую в облаке пыли и смешно размахивавшую кулаком или тростью. Могу представить, какой шлейф ругательств и проклятий тянулся за нами до самого Триполи.
Тем не менее вечером мы добрались до намеченного пункта целыми и невредимыми. До поезда еще оставалось два часа. А поскольку меня обуревала радость — оттого что я проделал весь этот путь и остался жив, — то я решил угостить водителя обедом. В арадском ресторанчике, где гремела турецкая музыка, мы для начала уничтожили по гигантской порции куббеха. Это блюдо представляет собой шарики из мясного фарша и дробленой пшеницы. За ним последовала острая и изысканная кафта — помидоры, фаршированные смесью из мяса, кедровых орешков и лука, все это заправлено разогретым оливковым маслом. На десерт были поданы крупные толстокожие апельсины из Сирии. После такого обеда я почувствовал себя готовым к ночной поездке на турецком поезде.
Небо было густо усеяно непривычно яркими звездами, ночную тишину нарушали лишь лягушачьи рулады, когда я прибыл на темный, заброшенного вида железнодорожный вокзал Триполи.