– Вот типун тебе везде! До чего же злющая девка! – снова не сдержалась Татьяна.
– А как тут не злиться, если некоторым достаются роли, мужики… а некоторым ничего?
– Бедная ты наша… – всплеснула руками Таня. – У тебя еще все впереди!
– Опять началось, – философски заметил Николай Еремеевич, явно чувствующий себя не в своей тарелке.
Лимузин проехал по центральной аллее и свернул направо.
– Вот и театр! – Вилли вышел из машины.
Люди гурьбой высыпали следом – прямо во двор прямоугольной формы перед двухэтажным старым зданием с лепниной темно-желтого цвета и зеленой крышей. Это был не сарай и не дворец, а нечто среднее, выглядевшее очень достойно.
– Какое милое здание! – воскликнула Татьяна. – Напоминает какой-то музей.
– По-моему, маловато для театра, – высказал свою точку зрения Николай Еремеевич.
– Да, театр небольшой, но зал все равно обычно неполный, – пояснил Вилли. – А здание в самом деле историческое. Кстати, в длину оно больше, чем видно с фасада. И здесь всегда был какой-нибудь объект культуры. Сейчас вот частный русский театр. Идемте!
Люди двинулись по гравийной дорожке мимо сухих кустов роз и разросшихся кустарников.
– Сад заброшен, – обронил кто-то.
– Садовников нет, – ответил Вилли, – из обслуживающего персонала всего пара человек, чтобы хоть как-то поддержать порядок. Они же на подхвате, и билеты продают, если что… Конечно, в дело надо вкладываться, развивать, чтобы зрительный зал был полон. Если зрелище стоящее, поднимать цену билетов, тогда будет не только окупаемость, но и прибыль. То есть театром надо серьезно заниматься. Теоретически я бы смог, но мне совершенно некогда, времени и так мало, чтобы взваливать на себя еще и это, – честно сказал Вилли, доставая ключ странного, какого-то допотопного вида и открывая им старинные двери, двойные, но рассохшиеся, с плохим притвором.
Прибывшие вошли внутрь, почему-то с замершей душой, как входят в пустующие дома, словно боясь привидений, и сразу же ощутив специфический запах затхлости и старости. Возраст строения, что удивительно, воспринимался всеми органами чувств. Люди несколько притихли и двинулись по театру, задрав головы кверху и открыв рты. Поражали росписи на потолке, лепнина по стенам, богатая внутренняя отделка, правда, весьма уже пошарпанная. Люстры, весьма оригинальные, висели почему-то через одну, торчали оголенные провода.
Пустой гардероб с номерками и без номерков на крючках – похоже на щербатые челюсти. Два туалета, на дверях – треугольник вершиной вниз и треугольник острием вверх.
– Интересно, а геи и трансвеститы в какой туалет ходят? – задал неожиданный вопрос Николай Еремеевич.