Дорога пошла лесом, и, к удивлению Манеллы, маркиз вскоре остановил лошадей.
Девушка вопрошающе посмотрела на него, догадываясь, что из этого пункта ни с каким биноклем невозможно было бы увидеть обещанные графства.
Маркиз указал на тропинку, которая вела к деревянной хижине, проглядывавшей меж деревьев.
— Здесь мы обычно останавливались на ленч во время охоты. Я думаю, нам будет удобнее поесть в охотничьей хижине, нежели просто на траве.
— Конечно, — согласилась Манелла. — К тому же домик такой милый, будто из сказки.
По приказанию маркиза грум отнес корзинки в дом, и Манелла принялась их разбирать.
Ленч начался с изысканного паштета, оставшегося с вечера. К паштету полагался особый салат и французский соус.
Маркиз объявил, что в жизни не ел ничего вкуснее.
Затем на столе появилось несколько сортов сыра, в том числе сливочный, собственноручно приготовленный накануне, а к сыру — душистые круассаны с хрустящей румяной корочкой.
Манелла намазала их маслом из молока джерсейских коров, изготовляемым в одном из дальних имений и регулярно доставляемым в замок.
После долгого пребывания на свежем воздухе молодые люди ели с особой охотой. Аппетит проснулся даже у Манеллы, которая обычно ела совсем мало. «Вы, барышня, клюете, как птичка», — всегда говорила ей миссис Белл.
Она даже пригубила терпкого белого вина, которого вовсе не водилось у них в доме, во всяком случае, в те последние два года, когда ей разрешили бы его выпить.
Потом Манелла достала из корзинки фрукты.
В этой уютной хижине, воздух которой был напоен смолистым сосновым ароматом, они долго сидели, разговаривая обо всем и ни о чем.
Грум, желая напоить лошадей, углубился в лес, туда, где у него имелось на примете озерцо. Ничто не нарушало безмятежной атмосферы. Единственным звуком, который доносился сюда, было щебетанье птиц.
Манелле казалось, будто они с маркизом знакомы целую вечность и находятся одни на необитаемом острове.
Даже у маркиза, не обладавшего особой фантазией, мелькнула мысль, что он нашел волшебное место, куда не доходят даже слабые отзвуки назойливой обыденной суеты.
Постепенно разговор смолк, и маркиз с Манеллой сидели за столом, погруженные в свои мысли.
— О чем вы думаете? Готов заплатить пенни за вашу мысль, — улыбнулся маркиз, которого всегда забавляла грубоватая меткость английских поговорок.
— О вас, — просто ответила Манелла. — В вашем присутствии невозможно думать о чем-либо другом.
Если в устах более искушенной дамы такая фраза показалась бы слишком вызывающей, для этой девушки она была как нельзя более уместна.