Я поблагодарила Бибика, адреса не взяла, а свидетельствовать согласилась.
Услышав; что мы были на нижней водокачке у Щербины, Бибик сказал:
— Вот узнай людей! Щербина был моим другом, а теперь оказался изменником и грабителем. Несколько дней тому назад я тоже был у него: на водокачке оставались мои вещи. Застал Щербину и Тасю возле дома; они сказали, что вещи отобрали немцы и у них ничего нет. Тася как раз стирала белое пикейное покрывало с кровати Наташи Хонякиной, на которой застрелился какой-то командир, и никак не могла отстирать большое пятно крови. На Тасе была черная суконная юбка, перешитая из моих брюк, я узнал их по следу, оставленному когда-то утюгом. На столе во дворе стояла швейная машина Шуры Шевкет.
— Да, — сказала я, — когда мы пришли, Тася что-то строчила на ней.
В комнату они меня упорно не впускали, — продолжал Бибик, — но я все же умудрился туда заглянуть и увидел в углу стопку чемоданов. Я сразу узнал свой.
— Почему же вы ничего им не сказали?
— Знаете, — ответил Бибик, — мне было стыдно за этих подлецов.
Мы сидели и думали: такие люди не построят своего счастья на измене, грабеже, слезах и крови других. Они делают ставку на сегодняшний день, ловят рыбку в мутной воде, думают, что в этой же зоде и утопят следы своих преступлений. Нет, так не бывает, черные дела выплывут на поверхность, ничто не скроется. Но как обидно, что на нашей батарее были такие гнусные люди и мы не разглядели их нутра!
Неожиданно я встретила девушек-прачек с нашей батареи. Мы обрадовались друг другу. Они слышали, будто я потеряла сознание в пещере при выходе из потерны, была затоптана и погибла. О прачках я слышала, что они утонули, когда край пристани обломился под тяжестью толпы. А сейчас все мы встретились — живые и невредимые.
Прачки просили меня быть свидетельницей на предмет получения паспортов. Я, конечно, согласилась, записала на бумажке сведения, которые должна была сообщить, заучивала их наизусть и боялась перепутать. Все сошло благополучно, но следователь был недоволен тем, что я выступаю свидетельницей, когда дело касается людей с 35-й батареи. Да еще я сама, оказывается, с этой самой, как сказал следователь, «распроклятой береговой батареи, известной всем своей скверной славой». Злобные слова гитлеровского прихвостня наполнили меня гордостью за мою батарею: видно, крепко она насолила врагу!
Вскоре прачек увезли на работу в Германию. С тех пор я ничего о них не знаю.
Через несколько дней после встречи с прачками я выступала как свидетельница Бибика. Когда он пришел вместе с какой-то женщиной — вторым свидетелем, мы предстали перед лицом следователя. Прочтя показания, следователь нахмурился.