Царило угрюмое, трагически — растерянное настроение. К тому же инженеров тоже вырвали из их проектных фантазий. «Инженеры, — как сказал Сталин в начале первого пятилетнего плана, — это наши именинники, у них лучшие и грандиознейшие задачи». Теперь с именинами было покончено. Ни одно из начатых зданий, например главный вокзал Новосибирска, больше не строилось; на этот год все было остановлено. Только самое необходимое, пара железнодорожных линий и промышленных зданий продолжали достраиваться. Из больших проектов, которые мы разрабатывали еще перед Новым годом и которые должны были быть реализованы в течение второй пятилетки, вышел воздух. Все было отставлено. Оба моих больших и красивых задания, поселки железнодорожников, я должен был в большой спешке и весьма поверхностно довести до конца. Они тоже были положены под сукно до лучших времен.
Мы все были сильно разочарованы, и единственное свежее нововведение, — организация усиленной дисциплины, — точно не могло поднять настроение.
По утрам, с началом работы, у дверей стояли в качестве проверяющих пионеры и комсомольцы, и каждый, кто хотя бы на минуту опоздал на работу, находил потом свое имя вывешенным на черной доске или в стенгазете. Помогало это, в общем, слабо, поскольку русские к общественному порицанию были, полностью равнодушны. Однако время от времени того или иного товарища увольняли, и такой устрашающий пример помогал на некоторое время. Однажды и я нашел свое имя вывешенным в компании известных прогульщиков. Я немедленно пошел к партийному шефу и вежливо попросил его удалить мое имя. Я, собственно, не работал в рождественские дни после того как сообщил об этом заранее моему шефу, а он не сказал на это ни да, ни нет. Партиец, контролирующий нашу группу, попытался в связи с этим объяснить мне резонность этой акции. Я совершенно спокойно сказал ему, что в Германии социальное законодательство защищает рабочего от средневековых методов, что я как немец такие унижающие средства вообще отвергаю и что он, особенно в этом случае, не имеет никакого морального права настаивать на своем. Я. ведь, в силу своей лояльности, не жалуюсь на невероятные опоздания руководства на вечерние совещания, на которых я как специалист должен постоянно присутствовать, так же как и на задержки в выплате зарплаты, поскольку понимаю, что по — другому не получается. Если мое имя останется вывешенным, то я буду вынужден прекратить работу.
Имя было снято, но я навлек на себя ненависть и пренебрежение партии и профсоюзов. Заботило меня это мало, потому что с техническим руководителем мы хорошо понимали друг друга, и работа все — таки доставляла мне удовольствие.