Борьба с эпидемией проводилась с большой энергией. Предприятия и учреждения выделяли 10 % своего персонала для ухода за больными и профилактических мероприятий. Дома дезинфицировались, и всюду, где имел место случай заболевания, назначалась большая чистка.
Нашу одежду, шубы, кровати и полы мы посыпали нафталином, сильно пахнущим порошком против вшей. Все вокруг воняло этим средством.
Бездомные дети, «беспризорники», которые холодной зимой вечерами просачивались в парадные, на лестницы и в коридоры, чтобы спастись от мороза, безжалостно выкидывались на улицу. Завшивленные, они тащили за собой болезнь.
Постепенно среди нас воцарилось что — то вроде психоза, безобидный клопиный или блошиный укус приписывался тифозной вши и с юмором висельников мы высчитывали друг другу день похорон. Только в апреле, когда холода пошли на убыль, люди сняли тяжелые меха и снова начали мыться, эпидемия отступила.
«Эпидемия побеждена, население вымерло». — говорили русские.
Я в это время снова заболел тяжелым бронхитом, с температурой до 40 градусов. Такого у меня никогда не было, и должен сказать, что, когда начался озноб, я думал только о сыпном тифе. Из — за этой болезни, которая снова продержала меня 14 дней в постели, я не смог поехать с 10–дневной экскурсией инженеров в Кузбасский угольный район по новой железнодорожной линии из Новосибирска в Ленинск. Правда, такая поездка посреди зимы оказалась неслыханно трудной, и хорошо, что я вынужденно остался дома. Но мне, конечно, хотелось бы самому убедиться в «грандиозном» строительстве угольной промышленности и самому поглядеть, соответствует ли действительности то, о чем не писалось ни в одной газете, но о чем постоянно рассказывали и русские, и иностранцы: о том как плохо и трагически продвигаются там работы. Прокатные цеха были построены, но не запущены. Доменные печи были возведены, но не разжигались. Вместо этого в Прокопьевске горела целая гора с лучшим углем в мире. Шахты затапливало, поезда сходили с рельсов. ГПУ постоянно приезжало из Новосибирска, чтобы искать виновных там, где их не было, конструировать акты саботажа там, где причиной была глупость.
Я знал, как работает и как организовано мое собственное управление; я понимал, почему все не удается.
Женщины. Письма. Пропаганда. Прощание
В начале апреля длинная зима подошла к концу, а вскоре заканчивался и оговоренный контрактом год моей работы. За месяц до истечения контракта я должен был заявить о его расторжении, иначе он автоматически продлевался еще на год. Как ни интересна мне была Сибирь, но здоровье было дороже, и я не стал рисковать еще одним годом. Однако не хотелось покидать Россию, не предприняв еще одного большого путешествия по азиатскому югу. После долгих обсуждений мне разрешили взять оговоренный контрактом отпуск, но только после того, как я пообещал закончить мои проекты и провести их через все согласования. Это мне действительно удалось, и успех следовало не в последнюю очередь отнести за счет пустых пачек от сигарет из фольги, которые я всегда носил с собой и раздавал важным людям. Последние дни пролетели в напряженной работе. Я метался от чиновника к чиновнику.