Крушение дома Халемов (Плэт) - страница 81

- Меери, пожалуйста.

- Пожалуйста?

- Докажи мне, что ты меня любишь.

Какие тебе еще нужны доказательства? Если ты сам своих слов не расслышал за тем криком, тем отчаянным призывом, который вырвался у меня. Это я тебя зову, Китти Дар-Умбра. Это тебе я хочу принадлежать, должен принадлежать всей душой, всем телом. Только отпусти меня, маленький мой, потому что ты пока маленький, потому что рано, потому что нельзя.

- Меери.

Меери открывает глаза и видит, что Китти сидит на корточках в полуметре от него, смотрит широко открытыми и. восторженными? глазами.

- Что, испугался? Страшно тебе стало, малец? Китти мотает головой энтузиастически.

- Нет, — голос такой же восторженный, как и взгляд. — Что ты! Мне очень приятно. Так необыкновенно. Будто ты поешь для меня. Будто ты весь для меня.

- Так и есть, — серьезно отвечает Меери.

Нужно было все-таки найти более подходящее место для разговоров по душам. Потому что от детского и совершенно искреннего «Здорово! И я тоже», действительно, можно упасть со стены. Не разобьешься — но позору не оберешься.

11 июля 1501 года со дня пришествия королевы Лулуллы

Алые отблески полыхают в глазах демонических тварей. Отсветы испепеляющей их изнутри злобы. Свиваются в клубки и встают дыбом хвосты — шипастые, чешуйчатые, обросшие жестким волосом. Дым идет из ноздрей, ушных раковин, вырывается из-под хвостов. Морды демонов искажены ненавистью и беспомощностью. Шеи вытянуты вперед, но ноги и крылья по воле давно забытого живописца влекут назад, прочь от того места в центре фрески, где прекрасная женщина с глазами, мудрыми и светлыми одновременно, повергает двуручным мечом главного демона. Святая Лулулла и ее противник написаны более яркими красками, чем другие фигуры: ее сияющие одежды и его тускло мерцающая чешуя выделяются на темном фоне, долженствующем изобразить Умбренские горы, и притягивают взгляд всякого, кто только ступил под своды главного храма Аккалабата. Дивные краски, рецепт которых ныне утерян. Кровь, вытекающая из лапы демона Чахи и из пореза на его шее, — это самая яркая кровь на Аккалабате. Из Солы текла темная кровь, почти черная. И глаза у нее были не такие, как у королевы Лулуллы, и даже не такие, как у проклятого Чахи, а такие, как у самого маленького демона в дальнем углу картины, уже соскальзывающего обратно в чрево земли, выпустившей и готовой вернуть в себя порождения тьмы. Жалкий и несуразный, с четырьмя нелепо расставленными тумбообразными лапами и свешивающимся на одну сторону шейным гребнем, грязный, взъерошенный, мокрый, он из последних сил пытается удержаться на краю бездны, в которую спихивают его, беспорядочно отступая, более крупные твари.