— Если что — я сейчас… Мне вообще уходить… идти…
Исидор это замечание проигнорировал:
— Если совьете в Германии ячейку, назначим вас гауляйтером.
— Это не хватало! У нас запрещено! — Я испугался окончательно, но Исидор остановил меня длинной ладонью:
— Не обязательно символику носить и на митинги… то есть на гульбища ходить… Можно делом помочь… Вот мне рассказывали, у вас там в Германии сейчас развелось много русских немцев, что отсюда дезертировали и там на какой-то дикой смеси немецкого и русского говорят… Вот их бы к рукам прибрать, штрафы дать… списки составить… а?..
— Да, есть такие… Но штрафы трудно… Они сами штрафы берут… Героин, кокаин… На дискотеках водку… шумят, дераются…
— Ага, ну люмпены, босяки… Ладно, ими тогда другие бригады займутся… А ваш совет, кстати, — ну, насчет свободы суффиксов — мы на бюро обсудили, всем понравилось. Взяли в доработку. Да. Есть еще одно частное дельце… — («Опять! У всех какие-то дела ко мне!») — Видите ли, я в душе поэт… прозаик… люблю писать… — Исидор подался вперед, дотянулся до своей сумки и вытащил рукопись. — Вот хотел бы предложить вам для перевода на немецкий… несколько своих эссе… то есть кратких баснеписей… Баснепись люблю с детства. Может быть, кто-нибудь заинтересуется в Германии?.. Или вы сами?
Это было другое дело.
— Давайте! Я сам пишу короткие Kurzgeschichten[19]. Мне интересно. Я и переводы делал… — И я сообщил, что сам когда-то написал небольшой рассказ (про стрелочника, который всегда в 5 вечера слышал поезд, а в тот день, когда не услышал, — пошёл и утопился); и один раз даже пытался Чехова переводить, но там было столько разных названий еды и питья, что я не смог это перевести, у нас нету таких слов. На это Исидор чуть оживился:
— Ну, Чехов — это да, это далеко… Надеюсь, у меня таких слов нет… А гонорар… то есть добычу пополам разделим. Как вам? Отлично, вот тут оставляю… Я, кстати, и лирику пишу. Хотите, прочту?
— Давай-давай, — вспомнил я волшебное слово, пригодное во всех случаях.
Исидор встал у окна, вытянул руку:
Свёртыш сыворотки света,
Раскардаш дремотной тьмы.
Сочень солнца,
Комья мрака,
Слепых глаз немые сны.
Силы плещут, тельце бухнет,
Шкурки шкварки роговеют,
Жар земли уже докучен.
Новый цепень цепенеет.
О! Тут я понял, как плохо знаю русский язык — всего несколько слов были мною поняты, но я не стал спрашивать, потому что Исидор стал читать дальше, возвысив голос и тряся кулаком:
— «Каркас баркаса ржав, костяк хребтины шаток, труха нутра гниет с утра…»
— Это такое… анти, да? — уловил я.
Исидор довольно кивнул, стал похож на большого ребёнка, потоптался возле занавески: