— Гитлер капут! — подтвердил я и, веселый, начал было вылезать из-за стола, когда Павел Иванович вдруг спросил:
— Слушай, Фредя, а как, говоришь, твоего деда звали? Слепой был?
— Адольф. Один глаз не был. Без рук-ног. А что? — Я застыл. — Вы знали его?
Тот обмахнулся шляпой пару раз:
— Да был тут один смешной немец… пленный, случайно после войны возле ларька познакомились. Они тогда высотки строили, их отпускали под конвоем пиво пить. Но он полностью слепой был, его вообще не трогали, мы ж после войны добрые были, сразу размякли, разлеглись… Патриком звали. Я ему говорю — почему Патрик, а не Петер? А он объяснил, что мать француженка у него…
— Вот, и таким Гитлер затылки брил… — вставил божий одуванчик.
Павел Иванович презрительно воззрился на него:
— А он что, по паспорту брил, что ли?.. Да у него диких дивизий из поляков, чехов и эстонцев навалом было…
— Каких диких? — Я ничего об этом не слышал.
— А вот убийц всяких, чистильщиков, палачей… Немцы брезговали, а эти — нет, свою любовь к русским ножом и пулями показывали… особенно западенцы с Украины…
— Глупости, не было никаких дивизий! Это я тебе как преподаватель говорю! — возразил одуванчик.
Павел Иванович сощурился, отчего шишки на лице заколебались:
— И преподаватели не всё — ох, не всё — знают… Ну да ладно. Этот Патрик потом уезжать не захотел, так ему наш борщ по душе пришелся. Женился на русской бабе, трескал каждый день борщ и свою песенку напевал: «Айн шусс — айн русс, айн штос — айн францоз, айн тритт — айн бритт»[7]… И шустрый был по бабам — слепой-слепой, а дырки нашаривать мастак первый сорт! Бабы от него только ахали…
— Известно, после войны мужиков не было, бабы на всякое зарились, хоть на слепое, хоть на ползающее, лишь бы корень был, — подтвердил божий одуванчик, прихорашивая своей лапонью легкие волосёнки на черепе.
Зарились? Заря? Зарево?.. Корневые чередование «зар-зор»?.. В голове уже всё мешалось, морщилось и мялось, с шелестом начали остывать мозги. Приближался ступор. Я успел сказать:
— Моего деду… тут не было… он там… Франция…
— А, ну-ну… Франкрайх! А так — завалили мы всё-таки немца! — с удовольствием констатировал Павел Иванович, трясанув утвердительно жировиками.
— Завалили? Куда? — не понял я (мысли отяжелели, русские и немецкие слова чередовались, как мясная начинка в слоёном пироге, который по праздникам делала Бабаня… Разломни пирога!).
— Куда? В могилу, — усмехнулся Павел Иванович.
— А я кто?.. Я живой!
— Ты? Новый немец. Видно, что хороший парень, добрый, с душой. — Он сощурился, а одуванчик спросил: