Евгения как молодого скептика привлек дзен–буддизм, не требовавший неистовой веры или почитания личностного Бога — ничего, выходившего за пределы личного чувственного опыта. По сравнению с отринутым протестантством, дзен выгодно отличался глубиною поиска, образом жизни, требовавшим самоотрешения, значительных физических и умственных усилий (прообраз подвижничества, к которому безотчетно стремился юноша). К тому же, традиции дзен–буддизма на тысячу лет глубже, нежели традиции протестантства. И до чего ж отличен он от сытенького, половинчатого «христианства» американского обывателя! И потом: это ли не испытание ума и души — познать и постичь иной взгляд на устройство мира, взгляд столь непривычный и необычный. И наконец, дзен предполагал просветление, внезапное пробуждение, прозрение сущего. Ибо, согласно буддистскому учению, окружающий мир, всё, что мы видим и слышим, — лишь иллюзия, как и всякая идея сама по себе. Евгению же — чужаку в мире сем — избавление от этой иллюзии сулило несметные духовные богатства.
И хотя учение дзен взывало скорее к рассудку, нежели к сердцу, оно всё же позволяло заглянуть за рамки логики и расчета.
Наш разум — что отвесная скала: и высота страшит, и не измерить дна.
Джерард Манли Хопкинс.
НА ПЕРВОМ и втором курсах Евгений совершенствовал познания в немецком и французском. На третьем взялся за разговорный китайский. «Была у него в «китайской» группе девушка- китаянка, — рассказывает Альберт, — раньше она жила в Сан–Франциско в китайской общине и говорила на кантонском диалекте. Год спустя она уверяла, что, не знай Евгения, на слух приняла бы его за китайца. И очень смущалась оттого, что не преуспела, как он, хотя китайский — ее родной язык. Он по наитию, на слух мог писать иероглифы, утверждая, что графически они точно соответствуют тому, что обозначают — никто из нас этого соответствия не замечал».
Евгений твердо решил получить степень бакалавра именно на поприще восточных языков. Безусловно, этому способствовало увлечение дзен–буддизмом и восточной философией.
Также под влиянием дзен Евгений увлекся стрельбой из лука. Альберт утверждает: благодаря незаурядной силе и сноровке вкупе с умением сосредоточиться, Евгений был отменным лучником.
НО В КОНЦЕ третьего курса «белых ворон» постигло горе. Годом раньше профессора и друзья уговорили Кайзо продолжить учебу, чтобы получить степень магистра по истории. И совестливый японец затужил: он собирался довольствоваться степенью бакалавра, сразу же поступить на работу, чтобы кормить родных. Пока же выходило наоборот: его вдовая мать надрывалась, чтобы заработать сыну на учебу. Когда завершался сбор фруктов, она, по словам Кайзо, шла в поле выращивать лук. И так изо дня в день, несмотря на преклонный возраст и слабое здоровье.