Гребцы вынули весла из уключин; прошло совсем немного времени, и мы стали набирать ход, втайне надеясь вот-вот увидеть американский берег. При помощи длинного, смахивающего на обыкновенную палку румпеля, прикрепленного к рулю, Харди старался разворачивать шлюпку по ветру, отчего в левый борт беспрестанно били воздушные потоки, а морские брызги впивались в нас как иголки. Парус так и норовил опрокинуть шлюпку, и нам приходилось все время пересаживаться, чтобы выровнять крен. Мы ни на минуту не расслаблялись; нас даже охватил какой-то мрачный азарт, когда мы всеми силами стремились удержать борт над водой, чтобы не перевернуться.
Ребекка, которая так и не оправилась после того несчастного случая, озиралась помутневшим взглядом. В какой-то миг, задержав глаза на мистере Харди, она закричала:
— Папа! Папа! Щенок выбежал на дорогу!
Миссис Грант бросилась ее успокаивать, а Ханна приговаривала:
— Никакого щенка тут нет, Ребекка. Тебе мерещится прошлое.
От этого Ребекка только разозлилась и еще больше загоревала. У нее потекли слезы. Она всхлипывала:
— Ты его всегда терпеть не мог, признайся. Только ради мамы купил его для Ганса.
Хотя эти речи были обращены непосредственно к Харди, он не отвечал и по-прежнему занимался сразу несколькими делами, которые сам для себя придумал, не советуясь с нами. В конце концов миссис Грант выхватила из своей холщовой сумки лоскут ткани, скомкала и сунула Ребекке в ладонь со словами:
— Ему ничто больше не угрожает, миленькая. Щеночек твой в безопасности.
Ребекка съежилась, начала раскачиваться вперед-назад и до вечера гладила воображаемого щенка.
Ветер крепчал, и наша скорость возросла. В воздухе мелькали черпаки, но уровень воды в шлюпке стремительно поднимался; мне даже показалось, что мы получили пробоину. Заступив на дежурство, я внимательно осмотрела дно у себя под ногами. В какой-то миг вокруг моих щиколоток закружилась воронка. Я будто очнулась от глубокого сна. Не знаю, долго ли я просидела, глядя в никуда, но «пробуждение» принесло с собой неодолимую телесную слабость; зрение утратило остроту, а слух выхватывал лишь беспорядочные обрывки чьих-то разговоров. Например, я отчетливо слышала голос Ханны: «У Харди вышел конфликт с этим штурманом, с Блейком. Иначе мы бы уже спаслись», а из ответа миссис Грант уловила лишь конец: «…не ходил под парусом… тянет время».
Когда Харди спустил парус со словами «Ветер слишком сильный» и еще «Воды много набралось, парус такую тяжесть не потянет», после чего сам взялся за черпак, даже миссис Грант не стала спорить, потому что шлюпка сразу выровнялась и потоки хлеставшей через борт воды сменились нечастыми россыпями брызг. И очень вовремя, так как вода уже доставала мне до середины голени. Я удвоила свои усилия, но черпак не слушался: слабость, туманившая ум, связала меня по рукам и ногам. Тогда-то Харди и выговорил — как мне показалось, очень тихо, но, поскольку его услышали все, он, вероятнее всего, повысил голос, чтобы перекричать ветер и хлопанье мокрого брезента, разостланного для просушки на баке: «Если не избавимся от балласта, все пойдем на корм рыбам».