— Почему вы не ударили меня, мисс «Невинные глазки»? — язвительно спросил он.
— Я не стану унижаться до борьбы с животным, — холодно ответила она.
В этот момент он еще крепче прижал ее к зубчатой стене. Сила его рук и неизвестность намерений заставили Рослин отпрянуть еще больше, и теперь она могла бы очень легко свалиться в проем стены. Он смотрел на нее сверху вниз, в дьявольской улыбке сверкали белые зубы.
— А у вас острый язычок, — зло усмехнулся Дуэйн.
— Ну, ничего, посмотрим, как вам удасться избежать неприятностей.
Она вынуждена была ударить его ногой по голени, забыв, что на ней были мягкие парчовые сандалии, а голень его была такой же крепкой, как и все его тело.
— Вы… Как вы смеете так со мной обращаться? — Дыхание перехватило, и она едва сдерживала гнев. Тут она почувствовала, что больно ударила палец на ноге.
— По-видимому, здесь не обошлось без влияния этой части дома, — наслаждаясь ее борьбой, сказал Дуэйн. — Ведь это — гаремная башня.
— Неужели?
Он отпустил ее, и, хотя она еще чувствовала раздражение, ей стало интересно. Она оглядела все вокруг, и по спине ее пробежал холодок. Тени прошлых интриг и насилия, вероятно, не спешили покидать это место, где воедино сплелись любовь и ненависть.
— В старых домах всегда живут призраки, — как бы между делом заметил Дуэйн. — В этом частично их очарование.
Рослин быстро посмотрела на него. Хотел ли он напугать ее?
— Я не боюсь призраков и привидений. И меньше всего здешних. Арманд провел тут большую часть своей жизни, и я…
Она не договорила и перевела взгляд на пустыню, это безбрежное море темно-янтарного цвета, с островком посередине, куда ее занесло после катастрофы, а человек, стоящий сейчас рядом, был готов вновь ввергнуть ее в пучину неизвестности…
— Вас пугает пустыня? — неожиданно задал ей вопрос Дуэйн.
— Если бы я ответила вам «Нет», то вы улыбнулись бы с циничным превосходством человека, знающего пустыню со всех сторон. Я очарована ею, господин Хантер, во всяком случае тем, что мне до сих пор довелось увидеть.
— Это вы верно заметили, — позволил он себе согласиться с ней. — После того, как я провел здесь четыре года, я не могу с уверенностью сказать, люблю ли я ее или ненавижу. Иногда мне кажется, что больше всего на свете мне нравится дикая необузданная пустыня, я люблю ее как норовистую лошадь или женщину.
— А у меня сложилось впечатление, что вы не очень-то жалуете женщин, господин Хантер.
— Бедуины говорят, что женщина состоит из грехов сатаны.
— Значит, как я полагаю, мужчины — сущие ангелы, так? — парировала она. — А вообще-то, — поймав блеск его кошачьих глаз, добавила она, — говорят, что холостяки — братья дьявола.