«Если бы я знала себя немного хуже, заподозрила бы, что просто боюсь возвращаться домой, — думает Натали. — Где больше нет часов, и никакой разноцветной карусели на ночь, и сны самые обыкновенные, мои дурацкие пустые сны. Но — нет. Не боюсь. Я, похоже, больше вообще ни черта не боюсь».
«Эй, с каких это пор ты у нас такая храбрая? — насмешливо спрашивает она себя. — Впрочем, совершенно не имеет значения, с каких пор. Важно, что это — уже навсегда».
Натали машет рукой официантке, кладет на стол деньги и уходит, победно размахивая сумкой, чтобы доставить удовольствие собственным отражениям, разбежавшимся по всем окнами и витринам бульвара Вокечю. «Я люблю тебя, Тимо, — думает она. — Я люблю тебя до луны и обратно, как написано на чашке с глупыми прекрасными зайцами, которую ты мне подарил. Мы и сами те еще глупые зайцы, Тимо. Я люблю тебя. Все будет хорошо».
Это была любовь с первого взгляда, причем не на самого Тимо, а на его картину. В галерее, где работала Натали, решили устроить ретроспективную выставку «Пограничников», группы художников, известных в шестидесятые — семидесятые годы среди немногочисленных адептов так называемого неофициального искусства, но совершенно забытых сейчас. Затея с выставкой в итоге накрылась медным тазом, но несколько работ успели отыскать, привезти в галерею, и перед одной из них Натали стояла соляным столбом, забыв о времени, текущих делах, ежеминутно трезвонящем телефоне и даже неудобных новых туфлях, необходимость избавиться от которых стала очевидна примерно через полчаса после выхода из дома. Но какие уж тут туфли. Стояла, смотрела на смутный силуэт, текучий и подвижный, как ее отражения в кривых стеклах старых окон, звонкий, как льющаяся в стакан вода, сияющий, как вишневый цвет, озаренный предзакатным солнцем. Наконец спросила коллегу: интересно, художник еще жив? Еще как жив, последовал ответ. Невероятный старик, теперь таких не делают.
«И прежде таких не делали, — думала Натали в тот вечер, когда впервые возвращалась домой от Тимо. — И никогда не будут. Он, похоже, один такой на всем свете. Штучная работа. И глаза у него золотые — ну надо же. В жизни таких не видела».
«Самые обычные карие глаза. Просто очень удачно выцвели, — смеялся Тимо в ответ на ее восторги. — Иногда время делает людям неожиданные подарки. Но забирает, в любом случае, гораздо больше».
Они сразу стали друзьями. Впрочем, Тимо утверждал — не просто сразу, а еще задолго до знакомства. «Мы с тобой даже дышим в одном ритме, — говорил он. — Как одно существо, зачем-то разделенное пополам. Глупые, бестолковые, заплутавшие во времени половинки. Всегда знал, что ты где-нибудь есть. Только не подозревал, что во внучки мне годишься. Как же не повезло».