Базилевс глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, прежде чем решился спросить: что желает за такую услугу русская архонтесса? Он на многое готов: заключить выгодный для Руси договор, богато одарить Эльгу и ее людей.
— Я прибыла сюда подтвердить соглашение между нашими державами, — напомнила княгиня. — Вести торги и не начинать войн полезно как для Руси, так и для Византии. А вот чего бы я желала за чудотворную воду… Хочу, чтобы договор между Византией и Русью был подтвержден брачным союзом между моим сыном, князем русским Святославом, и одной из царевен византийских!
И опять звякнули украшения базилевса, когда он резко взмахнул рукой, отвергая подобное предложение. Что эта безумная женщина возомнила о себе? Он ведь уже дал понять ее священнику Григорию, что просто немыслимо, чтобы рожденная в Порфире покинула великую Византию, светоч цивилизации и христианства, и отправилась в дикую Скифию. И он так и сказал — не в обычаях византийских правителей отдавать своих женщин за иноземцев. Так повелось еще со времен первого императора Константина Великого.
Ольга слышала надменную непреклонность в его голосе, но не отступила. Она напомнила, что, несмотря на запреты Константина Великого, подобные брачные сделки совершались. К примеру, родственница того же Романа Лакапина вышла замуж за болгарского царя. Но ведь она не была рождена в Порфире, заметил Константин, в царевне Ирине не текла кровь божественных базилевсов. Да и сочеталась она браком не с язычником, а с государем христианской страны. На это Ольга вдруг сказала, что если дочь Багрянородного просватают за Святослава, то ее сын ради подобной чести откажется от старой веры своей земли и примет крещение.
Но даже говоря это, Ольга понимала, что подобное маловероятно. Главное — добиться слова от императора. Вон как он заметался, услышав, что рядом живая вода. Ей бы выиграть сейчас, потом она что-нибудь придумает. Как? Ольга вдруг вспомнила сына — дикого, своевольного, всегда почитавшего Перуна. Казалось, молодому князю было в радость даже заговорить об этом покровителе воинства. Вспомнила она и как ее сын обрил голову, оставив клок на макушке, — на степняцкий манер. Ну да этому надушенному и бренчавшему блестящими цацками базилевсу о том знать не надобно. И Ольга, поразмыслив, заявила: будет разговор о сватовстве — она даст ему испить чародейской воды. Нет — она ограничится подтверждением договора о мире… пока русы вновь не снарядили корабли с воинством под стены Царьграда.
Константин был возмущен дерзостью язычницы. Разве не понимает, что не ей ставить условия, что все решает только его, императора, воля? Вот он сейчас повелит схватить ее и всех русских послов, да каждого прикажет обыскать. И тогда продлевающая жизнь вода будет у него в руках, хочет Эльга того или нет. Однако… Что эта женщина говорила о том, что вода легко силу теряет при христианах? Лгала, наверное. А если нет?