Ослепительное солнце пробилось сквозь неровные доски риги, и штрих-код света и тени лег на грудь Яцека, покрытую красной сыпью. Казалось, он этого не замечал. Не замечал того, что поселился внутри собственной фобии, разросшейся до чудовищных размеров.
– Клара, я не знаю, почему эта депрессия на меня напала. Фирма лопнула, я не знал, что мне делать…
– Что было, то прошло. Мы оба стали мудрее.
На глиняном полу стынет чай в стакане. Вокруг них кружатся пылинки, подсвеченные проникающим сквозь щели солнцем.
– Павел считает, что я не люблю себя. Возможно. Себя я могу и не любить… я люблю тебя. Если тебе это нужно… – Он не стыдился вымаливать для себя Клару, как милостыню.
Она увидела, как он исхудал. Плечи его вздрагивали.
– Яцек… здесь вообще не о любви речь…
– О чем лее?
– Не знаю.
Комар, привлеченный запахом вспотевшего тела, сел Яцеку на плечо, пробил слой влаги и кожу. Яцек не почувствовал укола, но заметил комара на себе и раздавил его. Остался след, будто от лопнувшего капилляра.
Клара вглядывалась в это алое пятнышко. Она тоже многого не чувствовала – лишь потом обнаруживая кровавые следы – след ребенка, следы людей, которых она любила…
Как врач, она знала: болезнь не навсегда заколдовала Яцека. Он выздоравливает. Его лицо больше не искажено скорбью. Он – самый близкий для нее человек, и приехала она сюда не затем, чтобы сказать ему: «я ухожу» или, напротив, «мы будем вместе». Она хотела сказать ему, что счастлива. Никогда прежде она не знала этого состояния: не веселая и не грустная, а просто – счастливая. Мир делал перекличку, и она была в списке присутствующих. С самого утра ей не терпелось встать, одеться, насладиться вкусом утреннего кофе – утренний ведь всегда крепче, чем тот, который пьешь в середине дня; резать хлеб, вести машину, сосредоточенно открывать упаковки с иглами, быть озабоченной, быть гордой. Все это мир уже приготовил для нее. Ей осталось только приспособить ко всему этому свой собственный ритм.
* * *
Благодарю Аню и Стаха Яхимеков из Усадьбы Гуцюв, а также Монику Зелинску за то, что они одолжили свои подлинные образы для моей вымышленной истории.