Одновременная судорога безмолвного оргазма – и Яцек вжался в Клару, испытывая лишь желание поскорее заснуть. Но заснуть ему не удалось.
В четыре утра зазвонил телефон. Яцек приложил трубку к уху Клары, но та не пошевелилась.
– Клара, – тронул он ее неподвижное плечо. – Иоанна рожает.
– Что? Рожает? В такую бурю? – Клара все еще не могла высвободиться из объятий сна. – Ой… да-да, сейчас. – Она ведь обещала обезболить.
– Я тебя отвезу, – потянулся Яцек за брюками.
– Не надо, ты спи. У нее уже схватки, я могу и не успеть. Скажи мне только, где припарковаться.
– Без проблем, карточка в «бардачке» возле руля, заезжай на парковку для персонала… Кстати, в какой она больнице?
– В частной клинике, в той, где она всегда рожает. – Клара набросила платье, натянула свитер. – На тамошней парковке вечно нет места… проклятье.
– Всегда? Иоанна всегда там рожает? У нее что, абонемент?
– А ты завидуешь?
– Тебе было хорошо этой ночью?
– Как и всегда. У меня ведь тоже абонемент… на тебя. – Она чмокнула его ладонь, пропахшую ее телом.
Яцек все еще улыбался. Кларе хотелось, чтобы эта улыбка задержалась на его лице как можно дольше, сменив повседневное выражение застывшего равнодушия.
– Ты забыла. – Он подал ей кожаный сундучок, унаследованный от Кавецкого.
– Да я же не в кабинет, а в больницу. – Она взяла маленькую сумочку с китайской коробкой одноразовых иголок.
Перед родильным залом Марек в галстуке и зеленом халате, накинутом на костюм, пил кофе, нервно покусывая стаканчик и оставляя следы зубов на молочно-белом пластике.
– В котором часу это началось? – Клара торопливо надевала на туфли бахилы.
– Давно. – Он снова прикусил стаканчик. – Что-то там заклинило… должно расшириться, но не расширяется.
Марек всегда поражал Клару своей манерой описывать все, что он видел и чувствовал, в технических терминах. Она полагала, что он ошибся в выборе профессии: ему следовало бы идти в политехнический, а не историю изучать. После защиты диплома он никогда не работал по профессии, вклинившись в редакцию газеты правого направления. Газета оказалась логовом будущих политических талантов. Многие дружки Марека уже заняли государственные посты.
С Иоанной была только акушерка – пятидесятилетняя женщина, настолько опрятная, что казалась полинявшей.
Она сидела на табурете между расставленными ногами роженицы.
– О, наконец-то! Иди ко мне, иди ко мне. – Иоанна оперлась на локоть и выглянула из-за собственного огромного живота. – Это моя лучшая подруга Клара, я вам о ней говорила, – кивнула она акушерке.
Волосы Иоанны, забранные в хвостик, и пигментные пятна на лице, напоминавшие веснушки, делали ее похожей на девочку-подростка, которая вспотела от игры в пляжный волейбол и спрятала мяч под коротенькое платье.