Маркиз был явно удивлен, и Ола с едким сарказмом сказала:
— Это делалось для того, чтобы я не могла узнать намерений мачехи, когда у нее гостили друзья. Напрасно она так беспокоилась и хлопотала. Меня вовсе не интересовали ее дела. Я лишь… ненавидела ее!
— Судя по цвету ваших волос, вы чрезмерно эмоциональны! — заметил маркиз.
— Еще одно слово о моих волосах от вас или от кого-либо еще, — отрезала Ола, — и я либо состригу их, либо перекрашу!
Она была похожа на маленького тигренка, рычащего на него, и маркиз невольно рассмеялся.
— Извиняюсь, мисс Милфорд. Продолжайте ваш рассказ.
— Я поведала Жилю… так зовут моего кузена… о моем .затруднительном положении… и, к моей радости, он сказал, что возьмет меня в Париж и доставит в монастырь, куда я хотела попасть.
— И вы поверили ему?
— Я заставила его поклясться всем святым для него, что он не выдаст меня мачехе. И он добросовестно выполнял мой план.
— Так что же произошло? — спросил маркиз.
— Он уехал от мачехи вчера, но вместо того, чтобы отправиться в Лондон, как он сказал ей, он остановился в почтовой гостинице недалеко от нашего дома.
Ола тихо вздохнула.
— Мне пришлось довериться ему. Не было никого другого, кто взялся бы помочь мне.
— И что же дальше?
— Я выскользнула из дома на рассвете, подкупив заранее одного из садовников, который всегда был привязан к папе, чтобы он вошел в дом до того, как поднимется прислуга, и забрал чемодан, который я упаковала и оставила в моей спальне!
На ее губах появилась улыбка, когда она продолжала:
— Все оказалось легче, чем я ожидала, потому что, когда я спустилась по лестнице, чтобы впустить его, там никого не было, вопреки моим опасениям.
— Ни сторожа, ни дежурного лакея в холле? — поинтересовался маркиз.
— Они все были на другой стороне дома.
— Итак, вы убежали со своим багажом, — сказал маркиз. — Какая женщина устоит, чтобы не позаботиться о своем внешнем виде, даже в самой отчаянной ситуации?
— Я уже говорила вам, — ответила Ола, — что у меня не было денег. Было бы глупо тратить на одежду то, что я могла получить от продажи драгоценностей моей матушки.
— У вас есть драгоценности?
— Пожалуй, с моей стороны было неосторожным упоминать о них, когда я намерена путешествовать одна, — ответила Ола, — но они мое единственное спасение от голода!
— Обещаю вам, что не выкраду их!
— Я знаю, — сказала презрительно Ола. — Но я была достаточно глупа, чтобы довериться Жилю, и теперь я никогда не поверю мужчине вновь… никогда… никогда… даже вам!
Маркиз не мог удержаться от улыбки, слыша злость в ее голосе. Ее глаза, которые он видел в свете огня, были зелеными и в них, казалось, сверкали проблески стали.