Пища тоже была скудной. Первые три дня узнику полагалось только два куска хлеба и две кружки воды – утром и вечером. На четвертый день вода вечером оказалась разбавлена вином, а к хлебу добавили одно яйцо.
Сначала юноша пытался считать дни – каждый раз, когда приходил тюремщик, царапал палочкой на камнях одну черту. Но потом махнул на все рукой – по Уставу, его не могут содержать на хлебе и воде больше сорока дней. Потом либо должен состояться суд и казнь, либо покаяние и прощение, либо его переведут в обычную тюрьму, где условия жизни намного лучше. Там могут выдать соломенный тюфяк и одеяло, а кормить будут не в пример обильнее. А еще могут удлинить цепь или вовсе ее снять, так что можно будет ходить туда-сюда… В общем, жить как-то можно.
Откровенно говоря, юноша не слишком возмущался своим нынешним положением. Вольно или невольно, он предал друга. Авест упорно молчал все это время. И это наводило на тягостные размышления.
«Он был моим другом… Он верил мне, а я… Нет мне прощения! Я запятнал свою честь», – думал Готик. Что за судьба! Теперь его род будет опозорен! Наследник рода оказался недостоин оказанной ему высокой чести называться драконоборцем. Что подумает о нем дед?
«Хотя, надо признать, не вышло бы из меня драконоборца. Я бы не смог их убивать, драконов. И дело не в Авесте! Я же чувствовал ту виверну. А ящер, которого мы повстречали в лесу? Смог бы я убивать этих животных, если бы не встретил дракона? Не знаю…»
Молодости несвойственно заглядывать далеко вперед. Не имея жизненного опыта, юность не в состоянии правильно оценить масштабов того, что приключилось. Жуткое слово «навсегда»… В него просто не верилось. Его обязательно должны простить! Ведь что-то говорили про Год Дракона. Когда он наступит, его могут выпустить для того, чтобы дать преступнику шанс кровью искупить свою вину. Но что искупать, если не чувствуешь себя виноватым?
«Нет, я виноват, – всякий раз на этом месте обрывал свои размышления Готик. – Я все-таки выдал Авеста. Я проговорился… Нет мне прощения – но только за это. И как, скажите на милость, я смогу кровью искупить свою вину? Может быть, как Безумному Лорду, уйти к ним? Дождаться начала войны, попроситься на передовую, пробраться в горы, а там… Лучше смерть от драконьего огня, если они не захотят мне поверить, чем это…»
Моральные терзания – в одиночном заключении для них было достаточно времени! – были страшнее любой боли от пыток. Первые дни, когда узник остался наедине с собой, были особенно ужасны. Хотелось выть и биться головой о стену. Мерещились какие-то тени и шорохи. Тем более что тут было прекрасное эхо, и некоторые долетавшие до него через стены звуки были способны вызвать дрожь у любого.