Жослин покачал головой и ничего не ответил. Он представил драму, к которой была давно готова семья Васкесов. Он почувствовал страх Марии и ее ненависть к быкам-убийцам, которых они сами и выращивали. Руис мог бы продолжить это дело…
— Ну а я, — говорил далее Виржиль, — хожу смотреть бои. Девять раз из десяти мое сердце подпрыгивает при виде этого страшного действа. Но в конце он снова и снова восхищает меня. Я ошеломлен тем, что он делает. Представь себе сына, который заставляет все твое существо содрогаться… Это несравнимо с Мигелем… — Его голос стал хриплым.
— Я понимаю.
Некоторое время оба молчали. В доме стояла тишина, лишь слышно было, как часы пробили полшестого. Жослин выпил кофе, взял булочку и спросил:
— Как обстоит дело с хозяйством? Ты доволен?
Виржиль широко улыбнулся и ответил:
— Я очень доволен тем, как продвигаются дела. Теперь мы занялись выращиванием настоящих боевых быков. Это должно было произойти. Молодые не прошли испытаний. Публика требует настоящих воинов. В воскресенье в Ниме ты увидишь, насколько изменились зрители. Они стали больше знать и больше требовать. Возможно, это к лучшему. Я могу предложить им настоящих, конкурентных быков для Раньше мы руководствовались пожеланиями известных матадоров, забывая о качестве корриды. Теперь же хотим выводить породистых быков для зрелищного боя.
— Руис согласен с тобой? — поинтересовался Жослин.
— Он принадлежит к новому поколению. Я даже не знаю его мнения на этот счет. В любом случае мы одинаково требовательны к нашим животным. Чтобы стать таким, какой он на арене, он должен был согласиться с этим еще в начале своей карьеры. Думаю, что его не страшат даже самые злые быки из нашего стада.
Жослин зажег сигарету и вытянул ноги. Он долго рассматривал свои блестящие ботинки, которые впервые надел в эту поездку, понимающе переглянулся с Виржилем и спросил:
— Вот оно, счастье?
— Возможно… Но я за него плачу.
Жослин вздохнул. Он давно знал и слишком любил Виржиля, чтобы завидовать ему, но все же добавил:
— Когда я приезжаю к тебе, то словно возвращаюсь домой. Когда ты говоришь о своей семье, детях, быках, чувство грусти не покидает меня…
Жослин порывисто вздохнул:
— Детство осталось далеко, правда?
— Очень далеко.
— Приятно, когда у тебя есть такой сын, как Руис. Чувствуешь, что прожил не зря, верно?
— Да, но у него тяжелая судьба.
В этой фразе не было ни пафоса, ни гордости.
— Сейчас он строит себе дом в Сент-Мари[7]. Мать помогает ему. У него много денег.
— Красивый дом?
Виржиль снова улыбнулся, забыв о печали, и сказал: