Рафаэль пыталась представить себе, что в данный момент чувствует Руис, и внезапно ей стало его жалко. Если храбрость матадора осталась на песках Маэстранцы, если с первой серьезной раной он потерял свою отвагу, то жизнь для него теперь не имела никакого смысла. Если бык Миура лишил его силы и дерзости, лучше бы он умер в Севилье. И Рафаэль вспомнила молчание Руиса на протяжении всех этих недель, его потерянный взгляд, которым он окидывал море и белых чаек, прислонившись к окну.
Так вот о чем он думал: о предстоящей встрече с быком. Она часто пыталась понять, что довелось пережить Руису, сознавая в то же время, что никогда не сможет представить себя на его месте. Она подсознательно чувствовала, что Руис — настоящий тореро, который обладает уверенностью, легкостью и спокойствием, и их ничто не сломит. Но где все эти качества после нескольких месяцев вдалеке от арены, после больницы Мадрида, после страхов и страданий, которые навлек на него Бунтарь? Должно быть, Руис прикладывал немалые усилия во время своего выздоровления, чтобы пережить тревогу, которую он прятал глубоко внутри, делясь этим лишь с Себастьяном.
И Рафаэль сожалела, что никак не может помочь ему. Захочет ли она увидеть его, матадора, убегающим от своей прежней жизни? Или она все так же любит прежнего Руиса, соблазнившего ее, — этого храбреца, который забавлялся с самыми опасными быками Васкесов? Она не знала ответа. Но для нее это не имело значения, так как он не будет таким, каким хочет видеть его она, и таким, каким он хочет видеть себя сам. Руис будет тем, кто он есть сегодня.
Рафаэль сжала в руках бинокль. Профиль Руиса выделялся на фоне серого, грустного неба. Она обратила внимание на его сосредоточенный взгляд, потом опустила глаза и увидела, как он развернул плащ, который ему протянул Себастьян. Бык стоял в двадцати метрах от тореадора, его устрашающие рога, казалось, были готовы пронзить юношу. Рафаэль убрала бинокль, потому что и так знала, что будет дальше. Она знала, что Руис не перенесет поражения. Черная масса быка зашевелилась. Внезапно бык ринулся вперед, и Рафаэль снова судорожно сжала в руках бинокль. Себастьян взял на себя зверя, а Руис отошел к испуганным лошадям… Рафаэль осуждала себя за слезы, навернувшиеся на глаза, и молилась Богу.
Бык стоял напротив людей в нерешительности. Себастьян смотрел на удаляющегося Руиса. Их мир рухнет, если он уйдет. Но если останется, то должен будет рискнуть всем. Другого выхода нет. На этом поле командует бык. Кажется, подбадривающего взгляда Себастьяна не хватило, чтобы придать Руису храбрости. Должно быть, воспоминания Севильи лежат слишком тяжелым грузом на его душе. Здесь нет толпы, которая могла бы его воодушевить. Здесь нет эстакады, нет страстного желания победить. Себастьян специально выбрал опасного зверя, так как не желал делать Руису поблажки. В любом случае он не будет осуждать его, даже если звезда матадора закатится. Он здесь лишь для того, чтобы все подготовить. Как всегда. Поэтому, подготовив все необходимое, он должен ждать. Сам он не маэстро и не желает им быть. Он просто хочет, чтобы все шло, как раньше, своим чередом. Поэтому он ведет себя так, будто не сомневается ни в чем и просто ждет. Оставив одну ногу в стремени, Руис снова спустился на землю. Он прижался лбом к шее своего скакуна. Затем внезапно повернулся и пошел обратно. Себастьян протянул ему плащ. Как раз в этот момент бык решил пойти в атаку. Руис хладнокровно встретил его, как настоящий Руис Доминике Васкес. Он посмотрел в глаза смерти в очередной раз.