Папа, не плачь.
Я боюсь, папа, но мне хорошо.
Я очень испугалась, когда все это произошло — возле бассейна, в нашем саду. Это было ужасно, ужасно.
Но теперь все собирается воедино.
Я чувствую это.
Зло.
У него тоже есть болевая точка, на которой все рвется.
Когда его выводят начистоту и загоняют в небытие.
Когда люди снова получают возможность спокойно наслаждаться летом, как это и положено, без боли и страха.
Но прежде все должно выясниться. Должно раскрыться то, что вы называете правдой, какой бы ужасной она ни была.
А тебе, Малин, предстоит сделать один визит.
Ты должна навестить саму себя. Может быть, взгляд в прошлое поведет вперед.
Или как ты думаешь, папа?
Я знаю, что ты никогда не забудешь меня.
Пока ты помнишь обо мне, я буду там, где вы.
Это тебя хоть немножко утешает?
Людей в доме нет, но когда Малин заглядывает в окно гостиной и видит разбросанные по комнате игрушки, ей слышатся крики детей, радостный смех, вой и плач при столкновении из-за пластмассовой машинки, мишки или рисовальной кисточки.
В доме, где она выросла, сейчас живет семья с маленькими детьми.
Она уговорила Зака и Карин поехать вперед, сказала, что хочет пройтись по кварталу в одиночестве, а потом приедет на такси. Но Карин ответила, что Зак может поехать с ней, и тот не стал возражать, к удивлению Малин.
— Хорошо, — просто сказал он.
Малин позвонила в дверь, хотя подозревала, что внутри никого нет, и сейчас обходит дом с обратной стороны. Трава выжжена, ее явно никто не поливал все лето, перила веранды облупились, дерево пересохло, его несколько лет не подкрашивали.
«Папе стало бы плохо, если бы он это увидел, — думает Малин. — Педант, господин Перфекционист, как называла его мама, считая, что сама она Миссис Совершенство».
Мама.
Почему она так и не смогла стать собой? По поводу квартиры на Тенерифе она сказала: «На самом деле надо было бы купить дом, но с садом и бассейном так много возни».
Живая изгородь отделяет соседский участок; там тоже обитает молодая семья, и Малин вспоминает, как одна гоняла мяч на газоне жаркими летними вечерами, а папа кричал на нее, чтобы она не попала мячом в яблони или черносмородиновые кусты. Как мама сидела в гамаке и пила холодное белое вино, глядя куда-то вдаль — с таким выражением лица, словно хотела бы быть где-то в другом месте.
Зима.
Снеговики и тайные тропинки меж сугробов, ночи и дни, полные бесконечной тьмы, раскрасневшиеся от мороза щеки, и ее драки с соседской Идой, которой она разбила нос до крови, а потом очень мучилась и сожалела об этом.
Молчание мамы и папы. Как они обходят друг друга, словно безмолвные змеи. У Малин возникает в животе странное ощущение, понимание: что-то не так, и это надо скрывать до последнего.