«Меня она тоже не помнит, — отмечает Малин. — И того, что происходило утром в парке».
— Может, попробуешь вспомнить? — говорит она вслух. — Прошу тебя.
Девушка закрывает глаза, морщит лоб. Потом начинает смеяться. Открывает глаза, объясняет:
— Это как большой белый лист бумаги! Чисто теоретически я понимаю, что кто-то меня избил, но память — как чистый лист бумаги, и мне даже не страшно.
Она не хочет вспомнить.
Не может.
Организм защищается: прячет образы, голоса, звуки в дальний угол сознания, недосягаемый для наших мыслей.
Но воспоминания живут и прорастают там, царапают изнутри, посылая по всему телу почти незаметные волны, превращающиеся в боль, зажатость, сомнения и тревогу.
— Ты не помнишь, откуда эти раны? Или как кто-то тебя мыл?
— Не помню.
— А велосипед, что сталось с ним?
— Понятия не имею.
— Какой марки?
— Красный «Крессент» с тремя передачами.
— У тебя не было контактов с незнакомыми людьми в Интернете?
— Я таким не занимаюсь. Сидеть в чатах — скукотища.
Со стороны коридора раздается сильный стук в стену.
Малин ожидала этого. Секундой раньше Зак произнес такие слова:
— На вашу дочь напали, затем ей во влагалище ввели тупой предмет. По всей вероятности, это изнасилование.
И теперь Ульф Давидссон пинает стену, сжимает кулаки, бормочет что-то, чего Заку не разобрать. Биргитта Давидссон стоит рядом с мужем в полном молчании, неподвижным взглядом уставясь на дверь палаты.
— Но ведь она ничего не помнит, так что всего этого как будто не было, правда? — говорит она затем. — Как будто ничего не случилось, так ведь?
Ульф Давидссон приходит в себя, придвигается к жене, кладет руку ей на плечи.
— Вот именно, — подхватывает он. — Всего этого как бы и не было.
И вот семья в полном составе снова сидит перед ними на больничной койке.
Только что заданные вопросы висят в воздухе. Ответы витают вокруг, словно пылинки в луче света.
— Все разъехались, но мы решили этим летом остаться дома.
— Может быть, номер телефона подруги, с которой нам стоит поговорить?
— Да нет, подруг особо нет, так, приятельницы…
— Да, мы сидим в городе, копим деньги, чтобы зимой поехать в Таиланд.
— Я думаю, это не интересует…
— Бойфренд?
— Нет.
— Еще кто-нибудь, кто может иметь отношение к делу?
— Нет, никаких соображений.
— Понятия не имеем.
— Кто-нибудь из близких, родственников?
— Нет, — отвечает Ульф Давидссон. — Родственники живут далеко. И никто из них на такое не способен.
Две девушки. Тереса и Юсефин. И ни одна из них, кажется, не существует в реальности. Они как тени в летнем городе, невидимые и безымянные, почти взрослые, но расплывчатые, неясные, как дым отдаленных лесных пожаров.