— …Чтобы мы рисковали своей жизнью?
— Нет… — И повторил свои аргументы: — Девочка не похожа на нас. Она светловолосая. И еще не говорит. Так что у вас заговорит сразу…
— Ничем помочь не могу, — прервал его Венцкус и уже собирался закрыть дверь. Но, видно, почувствовал жестокость своего отказа, добавил более спокойно: — Немецкая власть слишком беспощадна, чтобы мы могли решиться нарушить ее запреты. Не наша вина, извините, — и закрыл дверь.
Илья продолжал стоять перед зарытой дверью. Слышал, как Венцкус говорит жене:
— Ребенка, конечно, жалко, но мы же не виноваты в том, что немцы их так ненавидят?
«Конечно, не виноваты», — беззвучно вздохнул Илья и медленно, почему-то останавливаясь на каждой ступеньке, хотя и не надеялся, что его окликнут, спустился вниз.
Лейя по его виду сразу все поняла.
— Хорошо, что хоть ты вернулся.
— Хорошо…
Ночью они опять не спали. Лейя — от отчаяния, что Венцкус отказал, а солдаты могут прямо сейчас ворваться и схватить Анечку. Илья перебирал в памяти других оркестрантов — кого еще можно попросить спасти ее? Один холостой, другой откровенный антисемит и даже может вызвать полицию, а у кого-то, как у Винцента, свои дети, и он просто побоится. Может, попросить Пожераса?
Лейе он о том, что попытается просить Пожераса, не рассказал, чтобы зря не волновалась. Но она, видимо, что-то почувствовала. Попросила:
— Будь осторожен.
Сперва все повторилось, как накануне. Вечером, после работы, он опять спорол с пальто желтые звезды, встал с края колонны. Но на тротуар шагнул на соседней улице. К счастью, пустынной. Дом, в котором живет Пожера, знал, — как-то после спектакля они вышли вместе. Дом он показал, только квартиру не назвал, — ни к чему это тогда было… Правда, упомянул, что весной черемуха скребется прямо в окно. Значит, скорее всего, он живет на втором этаже.
Там оказались четыре квартиры. За которой из этих дверей живет Пожера?
Он тихонько переходил от одной двери к другой. Стоял, прислушивался. Но за каждой — тишина. Да и опасно было так стоять — в подъезд мог кто-то войти. И он несмело коснулся звонка ближайшей к лестнице двери, чтобы, если откроет немец, убежать.
Но дверь открыл… Стонкус! Ведущий артист драматического театра. Сзади стояла его жена, тоже артистка.
— Извините, пожалуйста, я, кажется, ошибся. — Не говорить же, что шел к Пожере и тем самым подвести его. — Сейчас уйду.
— Ничего, господин Шерас, ошибку не обязательно исправлять. Заходите. Ни моя жена, ни я не заражены немецкой ненавистью к людям вашей национальности.
— Спасибо. — Илья все-таки нерешительно переступил порог.