Лорд Брэйдон приказал немедленно отплывать, но не в открытое море, а идти вдоль берега по направлению к Кале , откуда начинался кратчайший путь через Канал.
— Если вашему отцу понадобится доктор, что, по мнению Уоткинса, маловероятно, — сказал он Лоилии, — мы сможем быстро зайти в какой-нибудь порт у побережья, а кроме того, надо пока ограждать его от качки в открытом море, желательно подольше.
Он говорил спокойно и уверенно.
Лоилия хорошо понимала, что для отца, находящегося в состоянии истощения, большая потеря крови может оказаться фатальной.
Уоткинс вернулся от своего пациента, и лорд Брэйдон отправил ее из своей кабины в салон.
Она сидела убитая горем, когда он вновь присоединился к ней.
Она не плакала, но лорд Брэйдон понимал, что она должна сейчас чувствовать.
Он сел рядом с ней на софу, покрытую красивым английским ситцем.
Он положил руку на ее стиснутые пальцы.
— Все могло быть значительно хуже.
Если б это произошло, когда мы были еще в Германии, вероятно, никто бы из нас не спасся.
— В-вы думаете… эта рана… убьет папу? — прошептала Лоилия.
— И Уоткинс, и капитан говорят, что он родился в рубашке. Нож не повредил ни одну из артерий, поэтому рана не очень опасна.
Его слова звучали успокаивающе.
Лоилия смотрела на него, чтобы убедиться в правдивости его сообщения, и слезы катились по ее щекам.
Непроизвольно он полуобнял ее за плечи.
— Все будет хорошо. Обещаю вам, что Уоткинс спасет вашего отца, как он спас когда-то меня. Он — прирожденный целитель и, несомненно, был им в одном из своих последних перевоплощений.
Она прижалась лицом к его плечу.
Он чувствовал, как дрожит все ее тело, словно сотрясаемое бурей.
— Вы были такой храброй до сих пор, — говорил он мягко, — и мы не можем позволить германцам победить нас в последний момент.
— Папа… все для меня! — еле слышно произнесла Лоилия. — Б-больше у меня… никого нет… никого в жизни… кроме… папы.
Только что она ощущала себя одинокой былинкой в огромной пустыне и вдруг осознала, какую сипу и поддержку обрела в лице лорда Брэйдона.
Он все еще поддерживал ее за плечи.
Его рука все еще покоилась на ее пальцах, стиснутых в попытке справиться с собой.
В этот момент она почувствовала, что, когда лорд Брэйдон покинет ее, она будет тосковать по нему.
Так же сильно, как и по своему отцу.
— Я размышлял, милорд, — сказал Уоткинс, выкладывая вечерние одежды лорда Брэйдона, — и я думает, что удар ножа был назначен для меня!
— Почему вы так думаете? — спросил лорд Брэйдон.
— Видите, я не думаю, что они знал, что мистер Стэндиш занял мое место, — объяснил Уоткинс, — но они думает, я как-то связан с его исчезновением, поэтому они на всякий случай угощает меня, так сказать, на память.