Смеется, оборачивается на меня посмотреть (я это слышу) Рената: по-женски, холодный осмотр.
Теперь повороты сходят на нет, теперь я делаю вид, что просыпаюсь. Да, женщин и в городе надо вылавливать, но здесь река большая. Мы едем против солнца, невозможно держать глаза открытыми. Те, кому на работу, проезжают на велосипедах в противоположном направлении, сбоку, как серо-зеленые силуэты перед солдатом, упражняющимся в быстрой стрельбе.
Я потягиваюсь, зеваю.
— Не делайте так, прямо Христос на кресте.
Я говорю негромко, в тишине: да смилуется Христос над тобой, надо мной, над всеми бедолагами, такими, как мы. Потом начинаю представлять себе бульвар в виде реки: суметь удержать в руках форель, я могу любить равно и блондинку, и брюнетку, что уносятся прочь на велосипедах.
— А жизнь-то.
— Что жизнь-то? — спрашивает Рената, она оборачивается уже больше, чем наполовину, и улыбается, протягивая руку, не желаю ли я взять ее, ну же: 1. сунуть в щель монету, 2. опустить рычаг, 3. посмотреть комбинацию на дисках. (В первый раз выпали два лимона, во второй — два лимона и слива, но в третий, победный, — яванское яблоко, и ящичек слот-машины мгновенно распахнулся, даже не дав мне времени подставить руки; монеты закатились аж за самые дальние столы, и присутствующие поздравляли меня): здесь в городе многому учишься, и теперь я накрываю ее руку своей; отвечаю:
— Да ничего. А жизнь-то казалась просторной.
Но вчера вечером я показал ей, кто я такой (в городе, возможно, проще всего научиться — и недаром в этом преуспевают всяческие мошенники, им же несть числа, — защищать совесть, как наверху, в поселке, поступают с навозными кучами, по весне прикрывая их еловыми ветками, а осенью получая, во-первых, качественный навоз, а во-вторых, сухие еловые ветки, которыми так хорошо разжигать огонь: тут научишься вертеться; и теперь Клаудио говорит, что с его экономическими теориями и моими сбережениями на лавинах пора вынимать денежки из чулка, надо нам становиться акционерами: работу делаешь, читая газеты, говоря по телефону, снимем квартиру над кафе, с видом на озеро; Клаудио еще советует быть поосторожнее с Ренатой, она под меня подбивает колышки, и она, и ее родители, и их фирма, что близка к банкротству, ведь здесь в городе не как в горах, люди и дела приукрашивают себя, как могут, и надо скоблить и скоблить, если хочешь увидеть то, что под слоем грима, подлинную правду); вчера вечером я, может быть, начал отбивать у нее желание смотреть на меня, как она иной раз смотрит, точь-в-точь ее прабабушка с портрета в гостиной, куда я уже вхож: то есть как маркиза столетней давности могла взирать на селянина: решили мы потусоваться на окраине, весна как никак, и полчаса я ждал. В десяти шагах, под фонарем, тоже ждали кого-то две девушки и паренек. Я подошел к ним со злостью и с решимостью, спросил: «Четвертого не хватает?», паренек и одна из девушек поглядели друг на друга с улыбкой, а вторая, поменьше ростом, с челкой, сказала, что ждет одного. Одного с улицы Дзуриго.