Они оба долго молчали, пока наконец маркиз не произнес:
— Я умоляю вас выйти за меня замуж, Антея.
Несколько мгновений она пристально смотрела на него, затем резко отвернулась, подошла к окну и ответила приглушенным голосом:
— Нет… нет… конечно, нет!
— Почему?
— Потому что… вам нет никакой необходимости… жениться на мне… И я бы не приняла… никогда… ничье предложение… в подобных обстоятельствах..
— Предположим… — тихо сказал маркиз. Он умолк, видимо, пытаясь найти ускользнувшую мысль.
— Обернитесь, Антея! — вдруг промолвил он совершенно другим тоном.
Она неохотно повернулась — в синих глазах застыла отрешенность, губы дрожали.
— Я прекрасно понимаю, о чем вы сейчас думаете, — продолжал маркиз, — поэтому намерен объяснить вам правду, причем таким образом, что вы все поймете, ибо только вы способны это понять.
Он развернул кресло, чтобы оно стояло напротив фортепьяно.
— Сядьте!
Просьба звучала как приказ, и Антея, утратив дар речи, повиновалась.
Маркиз подошел к инструменту, сел на вращающийся стульчик и взглянул на клавиатуру.
— Точно так же, как вы говорили со мной музыкой, — обратился он к Антее, — я собираюсь рассказать вам о себе. Начну с той поры, когда я был восьмилетним мальчиком.
Он пробежал по клавишам, и мелодия, заструившаяся из-под его пальцев, наполнилась солнечным светом и счастьем ребенка, который любит и любим и, подобно Антее, живет в волшебном мире, населенном феями, цветами и зверями.
Потом фей сменили рыцари; они совершали подвиги и шли на безрассудный риск ради прекрасных дам: зазвучала тема доблести и отваги.
Антея поняла, что маленький мальчик превратился в романтического юношу, что женщины для него были воплощением святости и он боготворил их так же, как обожествлял свою мать.
Он возмужал и влюбился, и любовь для него стала великолепием и совершенством прекрасной дамы, которой он отдал свое сердце.
Он сочинял для нее поэмы, положенные на музыку.
Он стремился к самосовершенствованию, чтобы стать достойным своей избранницы.
И вдруг словно темная туча, закрывшая солнце, нахлынуло разочарование.
Женщина, перед которой он преклонялся, выставила его на посмешище, и ее мир вместе с ней смеялся над ним.
Поначалу страдания маркиза были столь отчаянны и мучительны, что у Антеи, внимавшей этим откровениям, на глаза навернулись слезы.
Казалось немыслимым, что молодой человек испытал на себе подобную жестокость, был осмеян, унижен, отвержен.
Казалось, от безысходности он должен был сникнуть, опустить руки, но гордость не позволила ему пасть духом, оказаться побежденным и втоптанным в грязь.