— Я слышал многое, о чем не слышала ты, — сказал Джерри.
— О чем именно?
— О вечеринках, которые она устраивает у себя.
— Я тоже слышала о них, но ты же знаешь, что люди в нашей деревне считают пиром Сатаны любую вечеринку, где пьют и танцуют. Они очень наивны и необразованны. Большинство из них не умеют читать и поэтому слушают сплетни, которые затем преувеличивают и преувеличивают, как это делали рассказчики с самых древних времен.
Джерри рассмеялся.
— Ты хорошо умеешь убеждать, Аспазия, но я все равно не позволю тебе идти туда.
— Одно я знаю точно, — сказала Аспазия. — Тебе самому нельзя показываться ей.
— Конечно, нельзя.
— Так что же, ты предпочтешь, чтобы нас выбросили на улицу без единого пенни, без возможности выразить хоть какой-то протест?
Ее брат в волнении мерил шагами комнату.
— Я уверен, что Гримстоун-хауз не место для тебя.
— Откуда ты знаешь? Ты ведь никогда там не был.
— Конечно, нет. Но то, что я слышал…
— То, что ты слышал! — насмешливо повторила Аспазия. — Люди здесь, в Малом Медлоке, сделали из герцогини прямо-таки дьявола в женском обличье просто потому, что им не о чем больше говорить. Если она устраивает вакханальные оргии, хотела бы я знать, кто принимает участие в них. В округе немного народа, кто хотя бы понаслышке знает, что это такое.
«Действительно, — признал про себя Джерри, — у нас мало соседей».
Когда они с Аспазией ездили по округе на лошадях, которых они сами объезжали и которые были единственным их транспортом, они часто гуляли по два или три часа, не встречая ни души.
Они держались вдали от Гримстоун-хауз и от земель, которые обрабатывались людьми герцогини. Однако в поместье были леса и широкие открытые пространства, поросшие лишь папоротником и кустами утесника, где не было и признаков человеческого обитания. Там они чувствовали себя, как часто говорила Аспазия, словно на Луне.
— Не по душе мне твоя затея, — не унимался Джерри. — Я чувствую, что этого не надо делать, я должен остановить тебя.
— Я поеду! — твердо сказала Аспазия. — Если она откажет мне, что ж, нам не будет хуже. Но вдруг я смогу как-то повлиять на нее. В конце концов она ведь женщина. Должна же она понимать, что такому пожилому человеку, как дядя Теофил, невозможно начинать новую жизнь в другом месте.
Она увидела выражение лица ее брата и добавила:
— Ты понимаешь, милый братец, что тебе придется прекратить обучение, и ты знаешь, что маме больше всего хотелось дать нам хорошее образование. Она постоянно говорила об этом, и когда умирала, она сказала мне; «Ты и Джерри должны учиться, дорогая, использовать свои умственные способности. Тогда, я уверена, как бы трудно вам ни было теперь, в дальнейшем найдется место под солнцем, где вы оба будете счастливы».