Красота полудня
(Карл Брюллов – Юлия Самойлова)
— Отныне мы будем вместе всегда, навеки, нераздельно. Вспомнят меня – тотчас вспомнят и тебя. А если зайдет речь о твоих чудачествах и страстях, скажут, что я, твой художник, был предметом одной из них.
— Самой пылкой страсти! Самой невероятной! Самой длительной!
— О, ты… ты лгунья!
— Но я твоя лгунья!
— Моя… Моя самая обворожительная лгунья на свете!
И два нагих тела сплелись в объятии на кроваво‑алом бархатном покрывале, брошенном прямо на деревянный помост, где художник устраивал своих натурщиков, чтобы ноги их не зябли на мраморном полу мастерской.
Насытившись друг другом, они лежали, глядя в высокий, тающий во мраке (уже вечерело) потолок, украшенный фресками, поблекшими от времени. Лежали, то обмениваясь усталыми, ленивыми поцелуями, то одновременно поворачивая головы к огромному полотну, установленному у стены на прочных держателях. Краски этого полотна были столь насыщены и живы, что спорить с их внутренним свечением наступающей ночной тьме было бессмысленно. Эти краски озаряли и согревали тела любовников ярче и теплее пламени костра. Они же питали и поддерживали их неспешный разговор.
— Моя грудь…
— Твоя грудь?
— Моя грудь слишком роскошна на этой картине.
— Твоя грудь на этой картине даже совершеннее, чем в жизни!
— Ах так?!
Звук шутливой пощечины.
— Мои глаза…
— Твои глаза?
— Знаю, что ты сейчас скажешь! Что мои глаза на картине даже обворожительнее, чем в жизни.
— О нет, это невозможно. Даже моя кисть не в силах передать красоты твоих очей, мое итальянское солнце!
Звук долгого, долгого поцелуя.
— И все же моя грудь… Ах нет, погоди, не тронь меня, я устала! Тебя станут упрекать за то, что ты бросил меня на мостовую в самой соблазнительной позе, да еще обнажив мою грудь.
— Что поделаешь… Эпоха требует нагого тела! Ты же знаешь, как развращена публика. Поверь, я бы с удовольствием обнажил у тебя что‑нибудь еще, но это сочтут неприличным критики‑ханжи. Освищут! А к груди не придерешься, потому что на картине ты – мать, твоя грудь давала молоко младенцу… то есть я хочу сказать, грудь той красавицы‑брюнетки, которую я бросил на мостовую в самой соблазнительной позе, давала молоко ее ребенку.