Предводительствуемые Алкивиадом, афинские всадники ворвались в топлу сиракузян. Поражая одних врагов копьями, они валили с ног других взмахами своих длинных кавалерийских мечей. Пелтасты донимали противника стрелами, свинцом из пращи и дротиками. А тех сиракузян, которые были медленней или упрямей, давили афинские гоплиты, оравшие «Элелеу!» так громко, как будто их поймали Эриннии.
Так все неприятельское войско могло пасть прямо перед своим полисом. Но защитники города увидели со стен, что происходит. Ворота, из которых недавно выходила сиракузская фаланга, открылись снова. К ним побежали спасавшиеся сиракузяне. Афиняне побежали за ними — и среди них.
Как и многие ветераны, Сократ знал, что это может значить. Несмотря на изможденность и усталось, он закричал:
— Бежим как можно быстрее, афиняне! Если мы попадем в Сиракузы вместе с ними, город наш! — Он заставил свои толстые ноги двигаться побыстрей.
Там, впереди, Алкивиад услышал его голос. Он взмахнул рукой и заставил лошадь встать на дыбы, цепляясь за животное коленями и хватая другой рукой его за гриву. Потом он тоже показал на открытые ворота. Лошадь опустилась на все четыре. Она помчалась вперед, обгоняя сиракузских пехотинцев. Другие всадники увидели, что происходит впереди, и последовали за Алкивиадом.
Первые сиракузские гоплиты уже добрались до полиса. Но тут ворвались всадники. Они напали на стражников у ворот, убив одних и рассеяв других. Некоторые из сиракузских гоплитов попытались закрыть ворота. Их усилиям помешали накинувшиеся на них кавалеристы. На помощь всадникам прибежали пелтасты. Вокруг ворот царил самый настоящий хаос.
«Что есть хаос," — подумал Сократ, — «если не отсутствие порядка?»
По–прежнему находясь в хорошем боевом порядке, афинская фаланга прорвалась через хаос, прорвалась через ворота, прорвалась в Сиракузы. Сиракузские женщины, дети и старики завыли от ужаса. Афинские гоплиты триумфально заревели.
Сократ заревел вместе с остальными:
— Сиракузы наши!
* * *
Рыдали женщины. Стонали раненые мужчины. Воздух был наполнен запахами дыма, крови и вывалившихся наружу внутренностей. Пьяный афинский пелтаст отплясывал кордакс и при этом завывал, добавляя грязные слова к грязному же танцу. При каждом прыжке его фаллос подпрыгивал и хлопал по животу. Живот был наполнен хлебом, изысканной рыбой и вином — в основном вином. Алкивиад стоял перед храмом Афины, что было по–своему уместно, глядя на сиракузских пленных, которых уводили в цепях победители.
К нему подошел Никий, который выглядел немного — нет, более чем немного — не от мира сего. Алкивиад отвесил коллеге–полководцу свой изящнейший поклон.