* * *
На первый взгляд могло показаться, что в полисе ничего не изменилось. Все так же вбивал гвозди в подошвы башмачник Симон. По–прежнему близ его лавки, в тени оливкового дерева, собиралась небольшая компания юношей и молодых людей. И, как ни в чем не бывало, с ними спорил о чем попало Сократ.
О том, что произошло за время его отсутствия, Сократ не упоминал не единым словом. В конце концов мальчик по имени Аристокл, которому нельзя было дать больше двенадцати, задал ему вопрос:
— Как ты думаешь, Сократ, был ли прав твой гений, призывая тебя отправиться на запад?
Несмотря на свои младые лета, Аристокл отличался недюжинным и ясным рассудком, что Сократу очень нравилось. Вот и этот вопрос он сформулировал четко и прямо, как взрослый мужчина. О том, чтобы так же прямо ответить, Сократ мог только мечтать. После некотого промедления — что было для него совсем не типично — он ответил:
— Мы одержали победу в Сицилии, и это может быть для полиса только хорошим. И мы одержали победу в Спарте, где никогда не побеждал ни один чужеземец. Спартанские цари обсуждают с Алкивиадом условия мира прямо сейчас. Это тоже не может не быть хорошим для полиса.
Он искал истину подобно влюбленному, добивающемуся своей возлюбленной. Он искал ее всегда. Он знал, что будет искать ее и впредь. Однако сейчас он понимал, что данный им ответ не соответствовал истине в полной мере. Понимал это и Аристокл:
— И все же ты полон сомнений. Почему?
— Я знаю, почему, — сказал Критий. — Из‑за Алкивиада, вот почему.
Сократ знал, в чем дело — Критий завидовал Алкивиаду самой черной завистью. Алкивиад сделал в Афинах то, о чем Критий не мог и мечтать. От недостатка амбиций Критий не страдал никогда. Возможно, эти амбиции были направлены на то, чтобы принести пользу полису. Вне всякого сомнения, они были направлены на достижение личной выгоды. И вот теперь он был переплюнут, да еще как! Оставалось только гневно злословить.
Что, впрочем, не означало, что Критий был неправ. Алкивиад действительно Сократа беспокоил — впрочем, он беспокоил его уже давно. Алкивиад был умен, красив, любезен, очарователен, величествен — однако в нем эти качества могли послужить как добру, так и злу. Сократ сделал все, что мог, дабы указать Алкивиаду верное направление. Но в этом возможности других людей ограничены — окончательное решение человек принимает сам.
Аристокл перевел взгляд с Сократа на Крития (они родственники, вспомнил Сократ) и обратно.
— Он прав? — спросил мальчик. — Ты боишься Алкивиада?
— Я боюсь за Алкивиада, — ответил Сократ. — Разве не верно то, что человек, достигший огромной власти, привлекает также огромное внимание, ибо все хотят узнать, как он эту власть употребит?