Когда вам говорят, что вы написали не то, что вы написали, это значит, что вы написали лишь то, что смогли.
Вот отчего было мне стыдно и страшно.
А вы что подумали? Что я мог оказаться причастным к гибели юной Долорес? За кого вы меня принимаете! Ну и что, что не позвонил? Я выбрал другой вариант – нестандартный. Не зря же я, в самом деле, мок пяткой в лифте!..
Когда я поднялся забрать свои туфли, меня осенило. Решение было простым, но изящным – как пальцами щелкнул. И я ими щелкнул: заткнул в ванне сток и отвернул до упора смесители. Напор шел такой, что соседям был обеспечен потоп. Полагаю, часа хватило им за глаза, чтобы сбежаться к незапертой двери. Это для гангрены одного часа мало, а для всего остального – хватило бы только секунды…
Пока не забыл: квартира Долорес была черно-белой: белые стены, черный ковер, полосатые занавеси, шахматный кафель. Постель им под стать: белая наволочка, черная простыня, пододеяльник в полоску. К черным трусикам – белый бюстгальтер, полотенца двух рас, разномастные тапочки, ну и т. д. Как говорится, черным по белому. Интерьер Долорес писала чернилами. И знала, что это неправильно. Слишком литературно, чтобы было честно для книги, где то и дело исчезает Литература, не наследив даже капелькой крови.
А потоп – это правильно: как-никак Долорес считала, что Эра Луретти утопла.
Я вдруг подумал, что, может, такой конец был бы лучше – для всех.
Между мною и твердью земной пролегли десять верст. Как минимум столько же разделяло книгу мою от ее нерожденного подлинника. Еще больше – Мадрид от Москвы. И чем больше их разделяло, тем меньше во мне оставалось Мадрида. Мы всегда там, где нас не поймают – извечная формула совести, которой пора и поспать.
А жену свою я люблю. Только ее и люблю на этой фальшивой планете. Я разве не говорил?
Верного друга иметь хоть и хлопотно, но в общем и целом полезно. Особенно когда ваш самолет прилетает в Москву с опозданием на три часа, а на улице слякоть, туман и всегдашнее свинство бомбил.
– Плохо врешь. Затрахался?
– Очень.
– Сочувствую. А лысый с тобой, что ль, летел?
– Только в спальном вагоне. Ты его знаешь?
– Бывший министр чего-то. Видал? «Астон Мартин» за ним прикатил.
– Смотри на дорогу.
– А чего ты с утра такой злой?
– Рассказывать лень.
– А молчать, случайно, не лень?
– Мне лень даже слушать.
– Заметно. И как ее звали?
– По-разному.
– Может, пройдешься пешком?
– Эра. Доволен?
– Красивое имя. А сама хоть красивая?
– Да.
– Чем занимается?
– Кровопусканием.
– Врач?
– Больная.
– А ты ее, значит, лечил?
– Так, что сам заразился.