Она приподнялась и крепко поцеловала его. Губы у нее были мягкими, соблазнительными, но Йенс отступил на шаг. Укоризненно взглянув на него, графиня развернулась и пошла в зал.
Он уже жалел, что связался с этой женщиной.
Йенс поплотнее закутался в плащ для верховой езды. Унылый серый туман лип к его одежде, плечам, волосам, даже к ресницам. Призраком он скакал через большой город, через мосты, которые из-за того, что стояла зима, освещались фонарями и днем, и ночью. Неразличимые в тумане, мимо с грохотом проезжали кареты, сигналили клаксонами редкие автомобили, а пешеходы крепко сжимали кошельки и бумажники. То был прекрасный день для карманников и воров.
В этом году зима в Санкт-Петербурге выдалась особенно морозной. Мойка полностью замерзла. Нева скрылась в густой пелене, поглотившей весь город. То была зима заводских забастовок и опустевших продуктовых магазинов. По улицам расползалось беспокойство, а по углам рабочие собирались в группы и заводили серьезные разговоры, неприветливо чадя дешевой махоркой. Йенс пустил лошадь легким галопом и свернул с широких бульваров, оставив позади модный Невский проспект с его собольими мехами и шелками.
Улицы постепенно становились все более узкими, дома — убогими, в сыром воздухе повисло ощущение грязи и отчаяния. Стайка бродячих собак накинулась с лаем на Героя, коня Йенса, и отведала железных подков. Окинув взглядом улицу, Йенс увидел измученные лица и почерневшие дома. Холод был таким, что в окнах лопались стекла.
Поэтому он и прибыл сюда. Именно такие места его интересовали. Самые грязные улицы, где даже не было водопровода, одни колодцы, переполнявшиеся в дождь протухшей водой, да замерзшие колонки. Ради этого он и приехал в Петербург.
Когда Валентина осторожно постучала в дверь кончиками пальцев, было четыре часа утра.
— Входите, дорогая, — произнес мягкий приветливый голос.
Она повернула ручку и вошла в комнату сестры Сони, где в полутьме на ковре притаились чем-то напоминающие уставших собак тени.
— Доброе утро, — поздоровалась Валентина.
Медицинская сестра лет пятидесяти сидела в кресле-качалке и мерно покачивалась, отталкиваясь ногой от пола. Пышное тело ее было упрятано в старый поношенный домашний халат, на коленях лежала открытая Библия. Читая, женщина водила пальцем по строчкам.
— Как она? — сразу спросила Валентина.
— Спит.
Спит или притворяется? Валентина знала, что сиделка не умела различать. За последние полгода Катя перенесла три операции на позвоночнике, и после третьей она стала намного подвижнее, хотя ходить по-прежнему не могла. Она не жаловалась. Не такая была Катя, чтобы жаловаться. Но вокруг глаз у нее залегли фиолетовые круги, и, когда ей было особенно больно, лицо у нее становилось землисто-серым.