— Что вы ей дали? — негромко спросила Валентина.
— Немного опия. Обычную дозу.
— Я думала, опий вы ей уже не даете.
— Я пробовала от него отказаться, но она без него не может.
Валентина ничего не ответила. «Опий. Что я о нем знаю? Только то, что вижу в глазах Кати».
Няня перестала отталкиваться от пола и сочувственно посмотрела на Валентину.
— Чувство вины — ужасная вещь, дорогая. — Она покачала головой и провела рукой по тонким страницам раскрытой книги. — Прости нас, Господи.
Валентина подошла к окну, отвела в сторону плотную занавеску и посмотрела в ночь. Сани и кареты мелькали огнями на улицах города, который славился тем, что никогда не спит, безумно прожитыми жизнями и еще более безумными смертями. Санкт-Петербург был городом крайностей. Все или ничего. Здесь заботились только об очередной выпивке, очередном кутеже, очередной безумной ставке на жизнь или на смерть. Валентина смотрела на все это, и ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы в ее жизни было место чему-то большему.
— Нет, — чуть слышно произнесла она. — Не от Господа мне нужно прощение.
Она сильно потерла руки, но холод, который она в эту секунду почувствовала, шел не снаружи.
Было еще темно. Густая гнетущая темнота словно обволакивала мозг, мешая думать. Сверху послышались первые звуки пробуждающегося дома: слуги начали растапливать камин и натирать полы. Валентина сидела по-турецки в изножье Катиной кровати, на коленях у нее было расстелено полотенце.
— Я слышала, папа купил новую машину, пока я была в институте, — сказала Валентина.
— Да. «Турикум». Швейцарский.
— Но это же наверняка ужасно дорого!
— Наверное… Но царь только что купил себе новый «Делоне-Бельвиль», а ты же знаешь, как при дворе заведено: стоит государю что-то сделать, как все тут же бросаются повторять за ним.
— И кто его водит?
— Папа нанял водителя. Виктор Аркин его зовут.
— Какой он?
— Форма ему к лицу. Очень спокойный и, мне кажется, красивый. И еще он всегда серьезный.
— Тебе всегда нравились мужчины в форме.
Катя беззаботно рассмеялась, и у Валентины потеплело на душе. Когда-то сестру было не так просто развеселить. Однако она заметила, что этим утром глаза у Кати не были ясными, как будто туман, расстелившийся над Невой, ночью прокрался в дом и проник под ее веки. Одна нога ее лежала на полотенце у Валентины на коленях, и руки старшей сестры массировали ее, разминали суставы, придавали подобие жизни парализованной конечности. Лавандовое масло смягчало повторяющиеся движения и наполняло воздух приятным ароматом, скрывая запах, который обычно стоит в комнате, где находится лежачий больной.