Маленькими ручками она сгребла кучку засахаренного миндаля (их ставки), и Йенс, рассмеявшись, потрепал ее по пушистым светлым волосам.
— Аня, твой папа — худший картежник во всем Петербурге, а вот ты станешь одной из лучших.
Девочка положила отцу в рот один орешек, утешительно погладила его по щеке и вскарабкалась вместе с выигрышем на стоящее у окна кресло. Доктор приказал нести вино.
— Итак, чем могу помочь? — Он с интересом посмотрел на гостей.
Йенс представил спутницу.
— Это Валентина Иванова. Ей нужна ваша помощь, друг мой. Она хочет стать санитаркой, но в госпиталях ей отказывают на том основании, что она им «не подходит».
— Это правда? — спросил доктор у Валентины.
— Что?
— То, что вы не подходите для такого занятия?
— Нет.
— Возможно, об этом лучше судить не вам.
Слова эти прозвучали несколько грубо, но девушка не стала возражать. Разве могла она возражать этому мужчине, отцу, который сидел на полу, согнув ноги в зеленых брюках, как кузнечик, и поддавался в карты дочке? Она и не знала, что отцы могут так себя вести.
— Позвольте мне рассказать, почему я думаю, что могу стать санитаркой. — Она серьезно посмотрела на доктора. — Последние семь месяцев я помогаю ухаживать за своей парализованной сестрой. Я изучила анатомию человеческого тела и… — Тут она на миг замолчала, подбирая слова, которые могли бы убедить его. — И я играю на фортепиано.
Доктор удивленно моргнул. Валентина улыбнулась.
— Я хоть сейчас могу научить вашу дочь играть «К Элизе».
У дальней стены гостиной стояло пианино, на его крышке, которая явно давным-давно не открывалась, лежали стопки книг. Девочка, тут же позабыв об орешках, выпрямила спину и замерла, как солдат на плацу.
— Моя жена тоже играла, — негромко произнес доктор. — С тех пор как ее не стало, к пианино никто не прикасался.
— Я вам сочувствую, доктор. И я почла бы за честь, если бы вы позволили мне играть на пианино вашей супруги и учить вашу дочь музыке. Так что, по рукам?
Он с тоской посмотрел на пустой стул у пианино и кивнул.
Валентина направилась к инструменту снимать книги.
— Спасибо вам, Йенс.
Он отвез ее домой в своем экипаже. Но дорогой они мало говорили, предпочитая смотреть на темнеющие небеса и зажигающиеся на мостах огни. В Санкт-Петербурге дни не бывают долгими.
Йенс и Валентина стояли на гравийной дорожке у ее дома, и их тени соединились. Слова прощания не шли.
— Жду не дождусь пятницы, когда мы поедем в ваши туннели, — широко улыбнулась она. Его лицо наполовину скрывалось в темноте. — Очень хочется посмотреть на то, что вы придумали.