Не обращая ни на кого внимания Малыш подскакивает к слегка посиневшему лежащему на земле терпиле, так и не выпустившем ручек кресла и хватая его за грудки — с легкостью вздергивает в воздух.
— Перед тобой, бхыч[11] — сам Наместник! Наместник — этой планеты!!! Ты понял, животное!!!
— А хорошо сказал, — повернувшись к Баярду, лениво произношу я. — Даже я б наверное, лучше не смог сказать.
— У него несомненный талант, — соглашается он. — Но смею заметить, что перед ним, явно благородный человек и не стоило бы так не куртуазно.
— Бросьте, Легат. Краткость — сестра таланта.
— Да, но это вовсе не значит, что талант — брат краткости. Однако… цель быстро достигнута… пусть э… и не демократичными методами.
Между тем Малыш, стоя перед нами, продолжал не без удовольствия общаться с благородным:
— Обращаться к олу Наместнику исключительно — «Ваша Сиятельство». Теперь кивни — если понял.
Полузадушенный мужик кивнул и наконец-то отпустил ручки кресла. Оно тут же с грохотом покатилось по земле.
— В его присутствии только — стоять! Понял?! Кивни!
Опять кивок. После чего Малыш жизнерадостно отбрасывает его тушку в сторону. Едва он «отпустил» тело, как пара телохранителей выхватывает пистолеты, и решают пристрелить в святотатца, покусившегося на патрона.
«Тук-тук» — простучал игольник Дживса. И на земле уже дико корчатся от боли три тела. До остальных быстро дошло и шаловливые ручонки от оружия моментально отдернулись.
— Какое неуважение, сэр, — осуждающе обратился ко мне Дживс. — Вмешиваться слугам в разговор двух джентльменов… Простите, сэр, но мне невольно пришлось вмешаться, — чопорно добавил он сохраняя абсолютно серьезную мину верного слуги.
— Благодарю вас, Пасс, — я чуть поклонился. — Вы как всегда вовремя.
С трудом собрав конечности в кучу, наконец-то на ноги поднялся «потерпевший». Он несколько расфокусировано смотрел по сторонам, ибо глаза слегка смотрели в разные стороны. Наконец он утвердился на ногах. Его лицо выразило целую гамму чувств, как не странно, но радость в этом перечне отсутствовала.
Народ вокруг с очень разнообразными чувствами наблюдал за беседой. Легионеры открыто скалились, воины дворянина несколько затравлено поглядывали по сторонам. Местные прятали ухмылки, но смотрели с явным одобрением. Было видно, что местный святоша негодовал, но пока опасался, что-то сказать.
— Итак, я задал вопрос: Что здесь происходит?
— Сын мой, здесь сеньор — вершит свой суд, — мягким и улещивающим тоном ответил мне святой отец.
Я с дерзкой ухмылкой повернул голову в его сторону: — Мой папа давно умер. А ты монах, похоже, не слышал, как ко мне обращаться? Центурион!