Бразильянка, которая, если не считать ругательства на португальском языке, уже давно не произносила ни слова — как воды в рот набрала, — снова подошла к нам и, настороженно взглянув на саркофаг, пару раз кивнула.
— Ну что ж, хорошо, — сказал я, поднимая руки. — Если вы считаете, что в этом саркофаге лежит не человек, то что же это тогда, черт возьми, такое? — насмешливо спросил я. — Птица? Панда?
— Этого мы еще не знаем, друг мой, — снова присоединился к обсуждению профессор. — Однако если мы используем обычный метод исключения и отбросим человека и прочих приматов, то…
Профессор не договорил, и его фраза повисла в спертом воздухе этого пятиугольного помещения, облицованного золотом. Он, возможно, ожидал, что я договорю вместо него и озвучу его предположения, но я предпочел промолчать.
Проблема, понятное дело, заключалась в том, что я даже понятия не имел, какие у него возникли предположения.
Более того, у меня не было абсолютно никаких собственных версий на этот счет.
Почти на целую минуту воцарилось напряженное молчание, а затем Кассандра сделала шаг вперед, еще больше отодвинула крышку саркофага и, нарушая все правила проведения археологических раскопок и исследований, засунула руку внутрь. Затем она подняла взгляд и, посмотрев на всех остальных и глубоко вздохнув, сказала дрожащим голосом:
— Все свидетельствует о том, что данный индивид не является человеком, а потому я сейчас скажу то, о чем все присутствующие… — она покосилась на меня, — ну, или почти все, думают. То, что лежит в этом своеобразном саркофаге и, не сомневаюсь, в остальных четырех саркофагах тоже, — это не трупы «древних людей», построивших этот город, а… а, если так можно выразиться, останки тех «богов», которые спустились с небес тысячи лет назад, чтобы озарить «древних людей» светом знаний.
Услышав из уст мексиканки столь странное заявление, я едва не расхохотался. Слушая ее, можно было бы подумать, что она имеет в виду, что это были…
— Это — инопланетяне, — сказала, словно читая мои мысли, Кассандра. — Существо, которое лежит в данном саркофаге, происходит — как бы трудно ни было нам в это поверить — не с нашей планеты.
Если молчание, которое воцарялось пару минут раньше, было напряженным, то теперь, после того, что сказала Касси, воцарилась тишина, которую можно было назвать не иначе, как гробовой.
Что касалось меня, то я помалкивал не из-за душевного смятения, вызванного невероятным заявлением Кассандры, а из-за недоумения, которое вызвал у меня тот факт, что никто не стал ей ничего возражать. Даже Валерия, обычно не упускавшая ни единой возможности поспорить с мексиканкой, не проронила ни слова.