Точнее говоря, не просто приземлиться, а хорошенько шандарахнуться о землю.
Мы со скоростью падали вниз — как на американских горках, когда тебе известно, что в конце нет поворота, который позволил бы снизить скорость и благодаря этому не разбиться. Нам предстояло очень сильно удариться о землю, и уберечь нас от этого удара уже не мог никто. Мне оставалось разве что надеяться, что мы не разобьемся в лепешку только благодаря тому, что дирижабль, не успев долететь до площади посреди деревни, к которой он приближался по прямой линии, зацепится за крону какого-нибудь из растущих вокруг нее больших деревьев и мы отделаемся ушибами и, скорее всего, одной-двумя переломанными костями, но зато, по крайней мере, останемся живы.
Однако когда до этих деревьев оставалось лишь несколько десятков метров, я понял, что ни одно из них дирижабль не заденет: мы пролетим буквально в нескольких сантиметрах от самых высоких из них — наверняка даже чиркнем по их самым верхним веткам своими ступнями, — но зацепиться за них у нас не получится, и нам неминуемо придется на большой скорости врезаться в твердый грунт.
— Подогните ноги и попытайтесь покатиться по земле, когда мы приземлимся! — крикнул я своим друзьям, но они не обратили на мои слова ни малейшего внимания: они все трое, терзаемые мрачным предчувствием, смотрели, словно загипнотизированные, на приближающуюся к нам красноватую землю, зная, что мой совет был таким же полезным, как если бы я предложил им махать руками, чтобы взлететь.
Я впился глазами в маленький домик, возле которого, по всей видимости, мы должны были приземлиться… И тут вдруг, подняв взгляд выше его крыши из пальмовых листьев, я увидел нечто такое, чего до сего момента не замечал.
Я увидел реку.
Если бы мы упали в ее воды, то, наверное, спаслись бы.
Проблема заключалась в том, что, двигаясь по той траектории, по которой летел наш дирижабль, мы долететь до этой реки не могли.
И изменить траекторию своего полета мы тоже не могли.
— Мы разобьемся… — констатировал профессор.
Вполне возможно, что именно этим бы все и закончилось.
Я посмотрел на нож, который все еще держал в руке, и, недолго думая, собрал в один пучок стропы, соединяющие мою подвесную систему с дирижаблем, и приставил к ним лезвие ножа. Когда мы уже вот-вот должны были пролететь над кроной последнего дерева, я, ничего никому не говоря, резким движением перерезал стропы и рухнул вниз, тем самым уменьшая общий вес постепенно снижающегося дирижабля и надеясь, что это позволит моим спутникам пролететь то расстояние, которое отделяло их от реки. Секундой позже я почувствовал, как ударяюсь о ветви деревьев, и… и это было последнее, что я запомнил о событиях того утра.