— Могу я вам помочь, мистер? — в его голосе слышался сильный акцент.
— Я хочу отремонтировать радиоприемник, — сказал Джош.
— Пожалуйста. Он с вами?
Джош ответил очень медленно:
— Он слишком тяжелый. Я не могу его принести. Вам надо будет послать кого-нибудь за ним, чтобы починить.
Старик продолжал нас изучать. Потом поставил сбоку приемник, который чинил, осторожно поставил кошку на пол и вновь взглянул на нас. Я чувствовал, что он мысленно оценивал нас.
— Да, — сказал он. — Большой приемник. Какой марки?
— Скотт-Пуре-Тон.
— Скажите, пожалуйста, где вы его купили?
— Чикаго. Лакавана-стрит.
Старик записал информацию в маленький блокнот.
— Когда может прийти мой механик и осмотреть приемник, мистер?
— Пусть позвонит мне через два дня в три часа. Вот моя карточка.
Старик долго держал карточку.
— Скажите, пожалуйста, вы новый заказчик?
— Здесь я впервые, — ответил Джош, — но, думаю, ваш механик уже выполнял для меня работу.
— Ах, да.
Старик открыл счетную книгу и положил туда карточку.
— Я прослежу, чтобы он отремонтировал ваш приемник. Через два дня. В три. Да?
— Чудесно.
Мы вышли. Когда я повернулся, чтобы закрыть дверь, то увидел, что кошка вернулась на конторку, а старик наливал в миску молоко из пакета.
— О чем это вы? — спросил я, когда мы взяли такси в аэропорт.
— Это единственный способ установить контакт с Вилли, — сказал Джош. — Тот парень в Бюро говорит, что встретиться с Вилли труднее, чем с президентом.
— Я все еще считаю, что он опасен, — заявил я Джошу, проскользнув на сиденье и прикрыв глаза. Джош только что-то сердито пробормотал, и остаток пути до аэропорта мы ехали в молчании.
Рупперт Холмс, конгрессмен от штата Джорджия и спикер Палаты Представителей напоминал мне провинциального юриста из ранних фильмов с Ширли Темпл>{67}. Густая прядь поседевших волос свисала над левым глазом, тяжелая цепочка от часов пересекала жилет традиционного синего костюма; чтобы украсить его, он носил старомодный закрытый съемный воротничок. Обычно в «Нью-Йорк Таймс» он изображался, окруженный небольшой стайкой внучат — подпись под фотографией обязательно упоминала его предка, который сражался с Буном в Бунесборо. На экране телевизора он казался величественным фоном для президента, когда глава исполнительной власти обращался к нации по важным проблемам. Сам вид Холмса поддерживал уверенность, что в Республике все в порядке.
Таков был его имидж — и старый неудачник сотворил его сам. По правде говоря, Холмс был ветераном в политике, могущественным человеком, преданном своей партии, грозой конгрессменов-новичков, которые выпрашивают признания, чтобы выступить на заседании и увидеть свои имена в «Конгрешнл Рекорд»