Неожиданно я вспомнил, что в ночь пожара Келли говорил мне о политике, владевшим монополией на такси, но когда я спросил об этом таксиста, он только бросил на меня испуганный взгляд и молчал остаток пути. Казалось, он был рад высадить меня и рванул прочь, словно гонщик.
Многоквартирный дом, который я рассматривал, был старым и грязным, как и любой дом в Гарлеме или в негритянском районе Вашингтона. Стекла в окнах были надтреснутыми или выбитыми; рваные газеты закрывали зияющие проемы. Я понимал, что из-за занавесок за мной следят многие лица, но никто не был виден.
В подъезде воняло мочой. Когда я направился к темной лестнице, открылась подвальная дверь и появился пошатывающийся старик. От него шел такой запах, что меня затошнило.
— Боже, что это? — спросил я.
— Канализационная труба, — ответил он. — Эта проклятая канализация вышла из строя три недели назад…
— Почему же вы не обратились к домовладельцу? — спросил я. — Вы же можете заболеть!
— Двое детей умерли на прошлой недели, мистер, — больше он ничего не сказал, входя в квартиру и плотно закрывая за собой дверь.
На дверях квартир второго этажа каких-либо имен не было. Я постучал в некоторые, но не получил ответа, хотя мог бы поклясться, что слышал шорох и дыхание внутри. На третьем этаже, мне почудилось, что я слышу слабый стук печатающей машинки. Я постучал. Ответа не было, и я постучал громче.
Дверь приоткрылась на несколько дюймов, и я смог разглядеть черное лицо.
— Я ищу семью Джоунс, — произнес я.
Внезапно дверь широко открылась, и холодный молодой голос спросил:
— Изучаете трущобы, мистер Маккул?
Это был Джин Абернети, самая сладкая шоколадка Барни Маллади.
— Боже, что вы здесь делаете? — удивился я.
— Это длинная история, — ответил он. — Слишком длинная, чтобы излагать ее сейчас. Пожалуйста, входите.
— Мы расскажем ему все, Джин, — произнес кто-то позади него.
Лейси улыбалась и протягивала мне руки. Она выглядела усталой, но по-прежнему опрятной. Когда я поцеловал ее в щеку, то уловил запах мыла вместо слабого и дорогого аромата, который она расточала, когда мы везли ее в город из Вексфорда.
— Келли внутри, — сообщила она. — Сегодня мы собирались позвонить вам или Джошу.
— Джош вернулся в Вашингтон готовить слушания, — ответил я.
В разговор вмешался Абернети:
— Прошу прощения, мистер Маккул, но мне надо бежать. Рад был снова вас увидеть.
Его худая, костлявая рука сжала мою. Потом он ушел.
— Что все это значит? — спросил я Лейси.
— Проходите, и мы вам все расскажем.
Келли печатал за кухонным столом, сидя на высоком насесте. Комната была выкрашена в омерзительный зеленый цвет; линолеум был старый, но чисто вымытой. На старомодных окнах с низкими подоконниками висели чистые, но выцветшие занавески. Продавленный диван и несколько стульев составляли убранство комнаты.