— Харольд, вы не сообщите епископу, что фотографии сделаны? — попросил Джентайл, своего помощника. Тот кивнул и, бросив на нас горький взгляд, вышел.
— В нашем распоряжении примерно полчаса, — заметил Джентайл. — Хотите что-нибудь выпить?
Келли взял шотландское виски с водой, я хлебнул водку с водой и льдом, а Джентайл виски со льдом.
— Полагаю, мы увидим всех, — сказал Джентайл. — Вы догадывались, что я разделю с вами трибуну?
— Нет. Честно говоря, я думал, это будет кто-нибудь из Вашингтона.
— Подождите, вот будет шум, когда мы войдем, — со смехом заметил Джентайл. — Уж поверьте, епископ умеет устраивать интересные вечера.
— Это мой первый обед здесь, — сказал Келли, — но я слышал об этом.
— А у меня второй, — сообщил Джентайл. — Первый был почти восемь лет назад, когда я впервые баллотировался в мэры. Я рад, что оставил Сити-Холл, хотя избирательная компания не шутка.
Он поднял бокал и поверх его края стал изучать Келли.
— Вы намерены баллотироваться, конгрессмен?
— Мне всегда говорили, что в политике является плохим тоном говорить о чем-либо иначе, чем на пресс-конференции, или перед аудиторией не менее десяти тысяч человек, — с улыбкой ответил Келли.
— Я вижу, у вас прекрасные советники, — со смехом произнес Джентайл. Потом сказал почти небрежно: — Между прочим, комитет делает хорошую работу…
Я задержал дыхание и бросил на Келли предостерегающий взгляд: «Держитесь подальше от мелей».
— Мне жаль, что все это ударило так близко к вам, — сказал Келли. — Вы спрашивали Сондерса об этих обвинениях?
Я мог только закрыть глаза и надеяться на лучшее.
— В тот день, когда ваш свидетель… толстый, маленький человечек…
— Бенни Джелло?
— Да, он. Когда он заявил, что проводил эти дела с Чаком, я позвонил Чаку. Он божился — потом он делал это много раз — что не знал Джелло, никогда с ним не встречался, а Ремингтона знал лишь как юриста, у которого были проблемы с алкоголем.
Его голос стал сдавленным, было очевидно, что напряжение внутри него растет. Когда он поднял бокал, его рука слегка дрожала.
— Вы давно знаете Сондерса?
— Мы жили в одной комнате в школе Фэррингтон, потом в Иельском университете. Вместе пошли в армию, вместе отправились за океан, оба служили на азиатском театре военных действий. Через год после того, как я стал работать в госдепе, он приехал в Вашингтон и работал со мной в китайском отделе. Мы несколько лет жили в одной квартире, пока, как вы знаете, я не женился на его сестре. Не думаю, что есть человек более близкий мне, чем Чак Сондерс.
И он пожал плечами.
— Что я могу сказать? Я вручил бы ему свою жизнь, не задавая никаких вопросов. Даже сегодня.