Проходя мимо, они заметили нас и помахали рукой.
— Молли всегда была как любимая тетушка для моих ребят, — сказал сенатор Шеннон. — Когда они были маленькими, Молли держала лошадей. Лейси ее любимица. С тех пор как умер ее отец, она живет одна, — он покачал головой. — Она все еще одевается по моде 1925 года, но она замечательная личность. Дети ее любят.
В дверь постучали и, когда сенатор крикнул, чтобы входили, вошел Люк. У него были такие же холодные, недоверчивые серые глаза и худое лицо, как и у отца, ястребиный нос, а также высокие скулы Лейси. Таким был Люк. Сенатор представил нас, и мы обменялись рукопожатиями, потом Люк извинился, пояснив, что ему нужно идти, чтобы проверить разметку поля.
Молли, которая с кем-то говорила в холле, вошла в библиотеку, оживленная, со сверкающими глазами словно любопытная птичка.
Когда нас представили друг другу, она протянула тонкую холеную руку.
— Опять у них эта дурацкая игра, Молли, — пожаловался сенатор.
— Да, сенатор, сначала был футбол, — ответила она. — Помните, как Келли сломал руку? Время идет, идет.
— Меня не было здесь, когда это произошло, — сказал Шеннон. — Перелом был сложным, да еще и открытым. Лейси побежала к Молли, и она повезла их разыскивать врача.
— Они играли в гольф, — возмущенно сказала Молли. — Их никогда нет дома, когда они нужны.
— Так вы нашли врача?
— Доктора Лоутона в Блэйртауне, — сказала она. — Знаете, у него было чудесное кресло Хэмпела, но он не хотел его продавать.
— Молли коллекционирует антиквариат, — холодно пояснил сенатор.
— Еще одна вещь, и мне придется перебираться в сарай.
— Молли, — мягко произнес сенатор, наклонившись вперед. — Мистер Маккул и мистер Майклз, который скоро вернется, те самые люди, о которых я говорил. Они виделись с Бенни.
— Мы должны вытащить его оттуда, сенатор, — горячо заговорила она. — Каждый день положение ухудшается. Если я не плачу, они заставляют меня ждать, говорят, что я могу посещать его только в определенные часы…
— Мы что-нибудь сделаем, — успокаивал ее Шеннон. — Не надо волноваться.
Она заговорила, покусывая губы.
— Как я могу не волноваться? — она повернулась ко мне, ее мягкие карие глаза блеснули слезами. — О-о, если бы вы могли мне помочь, мистер Маккул!
— Мы стараемся.
— Сенатор говорил вам о Бенни? — не дожидаясь ответа, она продолжала: — Думаю, мне надо бы стыдиться самой себя, женщина, вроде меня, беспокоится за мужчину, вроде него. Когда я впервые услышала, что он был вором, я сказала себе, что никогда больше не увижу его.
Она пожала плечами.
— Это длилось всего три дня. Наверное, правильно говорят: просто старая дура.