Слабосильный рядовой Никола, который нес бутылку водки, стакан и сверток свежепорезанной сырокопченой колбасы, ничуть не пошатнулся и даже не вздрогнул, видно, привык, и вывалил снедь на стол.
— Релевантно, — сказал Семен и улыбнулся сладко, даже чуть заискивающе.
— Какие-то вы оба фиалковые, — выдохнул Загадин, и белая жила вспухла на его красной шее. — Ну, который из вас ее харил? — заорал он. — Или оба, обсосы городские? — заходился Загадин. — С Майкой я еще разберусь. А вы получите у меня х… по деревне. Об этом будет посвящено постановление.
— Транспарентно, — согласился Семен.
Князь молчал.
Милиционер, унимая дрожь в руке, налил себе полстакана водки и выпил, не закусывая.
— А этот что у тебя все время молчит? — спросил он Семена, признав, наверное, в нем человека своего круга.
— Умный, вот и молчит.
— Горе от ума, глядели такое кино. На русского не похож.
— Русские тоже бывают умными, — сделав вид, что обиделся, сказал Семен. — Конвергентно.
Князь опять промолчал. Последнее, в чем надо признаваться в отечественных присутственных местах, так это в своем происхождении.
Впрочем, Князь вообще никогда ни в чем не признавался. Однажды Семен спросил у него, отчего тот не посещает Дворянское собрание. А зачем, ответил Князь, я и так Шишов. Князь знал, что лучшие представители русской породы, отобранные веками из таких же, как этот милиционер, бывших землепашцев, стали чужды простонародью и нынче их принимают за инородцев. Простолюдины из интуитивного мазохизма, наверное, не могут поверить, что и они, русские, могут быть и сильны, и складны, и умны. Здесь что-то не так, чувствуют они. Не догадываясь, что все это было не ими рассчитано и удачно с ними проделано, навек.
— Я что, русского не могу отличить, — орал лейтенант Загадин, испытывая к Князю инстинктивную сословную неприязнь. — Мы русский милиционер, и с нами Бог! А ты еврей! Евреи всегда сделают так, чтобы расстроить русского человека. Ты, сука, откуда взял наши советские генеральские сапоги? — Впрочем, было понятно, сапоги его интересовали куда меньше Майкиной верности.
— Мы ситечка у мадам не крали, — вставил Семен. — Нас можно простить и отпустить, Григорий. Точнее, гражданин начальник.
Но милиционера теперь всецело интересовал Князь. Видно, зная изысканный вкус любимой, к нему он и возревновал.
— Что ж, мы тебя пристроим в депо по жидовской линии. Не коси черемшу, умник, запарь лапшу. Мои слова надо отливать в битуме. Нет, в бетоне. Эй, Никола! Звони Кобелевкеру, пусть шлет перевозку!
Так судьба разъединила друзей: Семен остался в застенке, Князь оказался в сумасшедшем доме.